Но вот настал день Вентракема, Первый день Зимы, вот лужи покрылись ледяной коркой, рыба ушла, а затем ударили ветра и почти зразу же — морозы. Фискебот вытащили на берег, вычистили, высушили и закрыли в лодочном сарае, а сам сарай Хаки запер на ключ. До весны. Тогда же их всех переселили на хутор, а потом — в Мёсендаль.
В трижды проклятую Хагеном Моховую Долину.
В Мёсендале было красиво. Весной. Наверное. Глубокой же осенью то было убогое и печальное место. Клочок затопленной, продуваемой с моря земли, чуть больше раста с запада на восток, и три с половиной лиги с юга на север. И кругом, куда ни глянь, — замшелые буро-зелёные валуны, громадные мёртвые жабы, обсевшие болото. Время от времени топи выпускали подземные пары, и казалось: это квакают каменные лягушки.
Вот с ними-то, с бородавчатыми троллями, покрытыми моховой шкурой, и пришлось сражаться Хагену и прочим людям Торфи сына Фроди.
— Расчистите долину от камней, — приказал хозяин Грённстада, — и получите на ней делянки.
Рабы недоумённо воззрились на господина.
— Нынче ведь зима, — развёл руками коренастый трэль с пегой бородёнкой, — земля промёрзла!
— Нет у вас недостатка в ломах и заступах, — невозмутимо сказал Торфи.
— Так ведь холодно, — простодушно заметил другой невольник, тощий и долговязый.
— Выдам вам тёплую одежду, — пообещал бонд, — собирайте хворост и стерню, копайте торф, грейтесь у костров, никто не запрещает.
— А как снег выпадет? — подал голос Афи.
— Почистите, — бросил Торфи, развернулся и уехал.
А потом началась прекрасная жизнь, полная весёлых и неожиданных приключений.
Жить пришлось в землянках. Грённстад был недалеко, дымы хутора вполне были видны, а в хорошую погоду — так и сам двор, но внутрь рабов пустили только тогда, когда выпал снег, а это случилось аж после Йолля. До того ледяной ветер гонял позёмку, мороз грыз носы и уши, ломал кости, сводил челюсти, перехватывал дыхание. Старики ворчали, что так, верно, живётся мертвецам в Нибельхейме. Тёплых вещей всем не хватило. Хагену достались неплохие шерстяные подштанники, но вот куртка была тонкая, холщовая, и шапка с дырой на макушке. Рукавиц не досталось никаких, руки пришлось замотать в тряпьё, которое выпросил на хуторе. Кормили, правда, хорошо, да и травяной чай пополам со ржаной брагой спас не одну жизнь, но редко кто из рабов не кашлял, утопая в собственных соплях.
Афи — не кашлял.
Суровый старик вообще казался двужильным. Кряхтел, ворочая ломом, всюду поспевал, иногда отпуская мрачную шутку, иногда — неглупый совет. Но держался в тени.
