Хейдер застонал.
— Считаю, что тебя послали убить меня. Хорошо. Если ты настаиваешь, я буду уважать тебя, даже если предпочёл бы развратить.
Её глаза расширились.
— Уважение не означает, что я собираюсь лгать, детка. Я хочу тебя. Скверно. Но я выслушаю то, что ты хочешь. Пока. — И да, он произнёс это зловеще. Пусть она сама об этом подумает. Думает о нём. Скоро даже она не сможет отрицать, что они созданы друг для друга.
Он стоял во все шесть футов роста плюс голые ноги. И да, это действительно представило определенную часть его анатомии в идеальном поле зрения определенного потрясенного взгляда.
Втянутое дыхание, потемневшие щеки, между ними двумя возникло определенное осознание. Она не могла даже надеяться скрыть своё удовольствие или интерес к тому, что видела.
— Сладких снов, детка. — Он подмигнул и повернулся, борясь с желанием поймать её взгляд на своей заднице. Он знал, что это так. Почувствовал безумный жар, когда она следила за его уходом.
Вернуться назад. Хочется прижаться к ней.
Его лев не мог понять, почему они снова оказались в гостиной с тесным диваном, который не позволял ему вытянуться. Почему бы им не свернуться калачиком в уютной теплой постели и, что ещё лучше, не прижаться к приятному теплому партнеру?
«Уважение, мой пушистый друг».
Но льву не нужно было никакого уважения. Его мировоззрение гораздо проще. «Наша. Кровать. Голод. Хочу не бифштекс, а скорее сладкий сливочный пирог».
Хейдер застонал. Нет нужды постоянно напоминать ему о том, что он упустил. Он всё понял. И ненавидел это, но её желания должны были взять верх над его собственными. Арр.
Как, чёрт возьми, он теперь сможет снова заснуть? Когда он лежал на диване, свесив ноги через подлокотник, а его член торчал вперёд, то не мог не желать, чтобы у него было несколько меньше моральных принципов прямо сейчас.
Время шло, а он всё не спал. Он напрягся в поисках любых признаков того, что Арабелла нуждается в нём. Кошмар больше не возвращался, и во второй раз её сон оказался намного спокойнее. Раньше, когда дверь была закрыта, он услышал её беспокойные метания.
Когда они перешли в хныканье, крики и бессвязные слова, которые терзали его, он ничего не мог с собой поделать.
Он выбил эту дверь и подошёл к Арабелле.
Что же преследовало её во сне? Что же так страшно напугало? Что бы это ни было, он хотел убить, вырвать из неё этот ужасный кошмар и полностью уничтожить.
Около шести утра он уже не пытался снова заснуть. Он позвонил Лео, чей первый ответ вместо «доброе утро» или «привет» был:
