Через поля пролегли железнодорожные пути с крикливыми поездами. По дорогам теперь тарахтели безлошадные экипажи. Они сигналили, фыркали дымом и время от времени давили незадачливых пешеходов. В центре Сельпелона гремели концерты какого-то кичливого Грандиоза, а рыночную площадь заполнили торговцы с плутоватым, бегающим взглядом. У них в сундучках хранились искусственные жуки и бабочки с диковинным механизмом в сердцевине. Заведи такую бабочку — и она начнет порхать, прямо как живая.
Лес глушил уличный гам еще на подступах. Навис над Сезерским трактом неприступной стеной — ни дать ни взять, войско молчаливых стражей. Скрипит красными соснами, воет волками из чащи, жужжит кусачими шмелями. А из глубины, словно чернила, просачивается застоявшийся мрак.
Ночью он густеет, наползает на город кисельными лапами, топит лес целиком. И рождаются из такого мрака звери, которые лишают людей покоя.
Когда дверь прекратила трястись, Пелагея привалилась к ней спиной и шумно вздохнула.
— Ну, теперь можно на боковую.
Диванчик с пухлыми подушками и стёганым одеялом уже заждался. Шаг, другой, ку-вы-рок…
Кот сделал вид, что он тут ни при чем, и закрылся пушистым хвостом прежде, чем Пелагея неуклюже растянулась на полу. Грохнулась и больно ударила по ноге деревянная скамейка.
— Обормот! Опять предметы взглядом двигаешь?! — послышался недовольный голос хозяйки. — Вот ведь вредина!
Ночь основательно навалилась на лес, выгнала из пещеры летучую мышь — и давай ставить препятствия: сосна, дуб, ель, каменная башенка, долговязый гигант со скрюченными ветками. Тренировка и еще раз тренировка. За время рваного полета мышь слопала сотню комаров, подкрепилась искусственной бабочкой, упорхнувшей из коллекции торговца, и с размаху влетела в дупло. Дупло оказалось бездонным. Снижаясь, как подбитый самолет, летучая мышь успела распробовать здоровенного паука. Тот как раз лакомился пойманной мухой, и вышел довольно-таки питательный бутерброд.
Внизу крылатую странницу подхватила мягкая моховая подушка. Здесь всё было иначе. Другие запахи, другие препятствия. И лес другой. Дорогу — прямую и пыльную — сторожили не деревья, а поблескивающие во тьме телефонные будки. Пару раз с непривычки летучая мышь врезалась в жестяную стенку. Но потом приноровилась и бесшумной стрелой понеслась к выходу — дуплу в человеческий рост. За пределами этого странного коридора дремала чужая площадь. Воткнутые в брусчатку, мутно горели чужие фонари. А чуть поодаль, в выключенном фонтане, плавали чужие созвездия.
