— Ненавижу тебя… — едва слышно прошептала она, опустив голову на грудь, волосами отгородившись от всего мира.
Перед глазами летали цветные мотыльки, накатывала тьма, потом она сменялась странной радугой, и Марианне казалось, что сейчас она просто потеряет сознание. Как-то отстраненно подумалось, что это или давление упало, или от волнения приступ. Дышать стало тяжело, грудь сдавило. Она тяжело вздохнула, пытаясь прийти в себя. Не хотелось так опозориться перед этой женщиной, которую она сейчас действительно ненавидела так, как никого и никогда. Перед глазами стало проясняться, и Марианна с усилием нацепила на лицо равнодушное выражение, посмотрев прямо на Эстер.
— Ты все мне испортила, — сказала она желчно и скривилась так, что лицо ее стало на миг некрасивым. — Если бы не ты, все было бы… было бы хорошо.
Марианна удивленно вскинула брови — неужели эта дамочка собирается сейчас перед ней исповедаться, как героиня плохой слезливой мелодрамы. Стало смешно, и девушка не заметила, как расслабилась. Оторвалась от перил и шагнула вперед, заметив, как дернулась Эстер, словно испугалась, что Марианна кинется на нее сейчас с кулаками. Впрочем, может, и кинется. Она и сама не знала, на что сейчас способна, так зла была!
— И что же я испортила? — на хорошем испанском спросила Марианна, заметив, что сеньорите неприятно, что она, иностранка, так четко и почти без акцента произносит слова ее родного языка.
— Ты и твоя мать — никто. И никогда не получите то, что принадлежит по праву мне. Ты ведь понимаешь, почему Энрике обратил на тебя внимание? — голос Эстер был полон сладкого яда. — Лишь потому, что ты наследница сеньора Мендисабаля.
— Я знаю, — спокойно смогла ответить Марианна, радуясь, что голос не дрожит. Она добавила в голос язвительности, понимая, что Альмавива все слышит, и добавила: — Можешь забирать своего идальго, мне он без надобности… Я наигралась.
Ей показалось, или под лестницей раздалось приглушенное ругательство? Она улыбнулась.
— Да, Альмавива был мне интересен, — нахмурилась Эстер, будто что-то припоминала, потом громко щелкнула пальцами. — Но знаешь, в чем его проблема? Он охотник на богатых наследниц. Жиголо. Он почти разорен, но скрывает это от всех так тщательно, словно от этого зависит его жизнь. Возможно, так и есть. Он ведь привык к самому лучшему: лучшей еде и вину, лучшим лошадям и автомобилям, круизам… Конечно, его виноградники еще дают какой-то доход, но… Но насколько я знаю, он почти разорен. Его кинули на нескольких крупных сделках, и даже экспорт вина не спасет его фирму. Нужны крупные финансовые вливания… И пока не было ничего известно о тебе и твоей матери, пока сеньор Мендисабаль был жив… пока мой двоюродный дед был жив, — исправилась она поспешно и бросила быстрый взгляд на Марианну, — пока он был жив, твой прекрасный принц ухаживал за мной. Догадаешься сама — почему? Или слишком глупа для этого?
