Люди любят фантазировать о том, что не понимают. Например, даже магистр артефакторики или самый талантливый кастовик, за долю секунды вносящий нужные координаты в зеркало, не смогли бы чётко ответить, почему оно работает. Магистр бы долго рассуждал о том, как наносимый узор изменяет угол рефракции, которому следует сигнал, как многоуровневый узор создаёт вектор направления, соединяющий одно зеркало с другим. Самая популярная теория на этот счёт предполагала, что Зазеркалье — это сжатое до двухмерности параллельное пространство. Именно за счёт появления нового измерения уже внутри самого зеркала, возникала возможность связывать разрозненные точки реального мира. Мало находилось смельчаков, готовых изучать Зазеркалье изнутри, ведь если слишком далеко сойти со связывающей зеркала тропинки или просто отойти от точки входа, то можно было потерять маяк и навсегда заплутать в зазеркальном мире. Насколько знала Клэр, никто из таких испытателей назад так и не вернулся. Был ли это на самом деле целый мир или просто междумирье, был ли он кем-то или чем-то населён, никто не знал, и именно на этой почве вырастали самые значительные фантазии. Поговаривали о невиданных в реальном мире монстрах, обитающих внутри зеркал, о том, что люди при переходе через зеркало пропадают потому, что их похищают появляющиеся из глубин зазеркалья неизвестные сущности. По этой причине многие из простонародья опасались зеркал, и в домах многих селян не было ни одного отражающего свет предмета, а если вдруг у кого-то возникло желание посмотреть на своё отражение, то смотрели в воду, причём не стоячую — все тазы, вёдра и кувшины всегда были прикрыты — а в проточную. Сама Клэр неоднозначно относилась к подобным предубеждениям и фантазиям. В детстве она слышала много историй подобного рода, которые ей охотно рассказывали по вечерам на кухне, но когда обратилась к отцу, тот не поспешил высмеять эти истории как глупые суеверия — так поступали в Университете — а сказал, что раз зазеркалье открыло дверь в наш мир, то вполне может найти дорогу и в другой. Этот ответ Клэр запомнила на всю жизнь — в Университете, опять же, подобные воззрения считались антинаучными — но страха он у неё не вызвал, скорее, наоборот. И страшные истории, и противоречащие тем, что приняты среди университетских магистров, предположения отца только подогрели её интерес к зеркалам. Сейчас же, возвращаясь в Университет и рассуждая про себя о деле, которое ей досталось, девушка допускала, что, конечно, наиболее вероятно то предположение, которое полагало, что пропавшему П. Жавилю мерещилось что-то в зеркале из-за переизбытка алкоголя. Тем не менее, оставался мизерный шанс, что тот не сочинил своё заявление под влиянием выпитого, и те взгляды, которые он на себе чувствовал, не были его галлюцинацией. А раз такой шанс был, стоило рассмотреть и его тоже. Ведь, насколько Клэр поняла магистра Остершарфа, тот как раз предпочёл бы, чтобы студенты взглянули на дела под новым углом зрения, а не переделывали ту же работу, что до них проделали следователи БоРЗ.
