— Ах, ты! — Марина подняла руку, пугая пощечиной.
— Пока, напарница, — насмешливо усмехнулся Кир, и сделал шаг назад, — Не разбуди родителей.
Она смотрела, как он удалялся, как что-то бубнил себе под нос — песню, что ли? и не понимала своей реакции. Она ревнует? Сожалеет? Да нет, ей на самом деле все равно. Но почему в ее жилах так сильно бурлит кровь?!
Он хмуро гипнотизировал мобильник, но потом все-таки набрал номер. Вызов приняли быстро, но к его большому удивлению, голос Полины слышался на несколько тонов ниже и казался старше.
— Поля? — неуверенно спросил парень.
— Полина не может подойти, она плохо себя чувствует, — ответил женский голос.
А, мать, наверное. Но разве ушибы не заросли? Странно, ведь он отчетливо помнит, Марина говорила, что сестра поправилась.
— Она разве не пришла в себя после… — он не нашел слов, чтобы заменить грубое «побои» на что-то более нейтральное.
— Это же Кирилл? Ты высвечиваешься как Кирилл, — голос родительницы не выражал никаких чувств, и Кирилл решил согласиться.
— Тогда приезжай, она спрашивала о тебе. Сегодня сможешь?
Когда бежал к соседнему дому, он нервничал. Дело не в том, что беспокоился за девушку — Марина сказала, что с ней все в порядке, а в том, что он чувствовал: здесь что-то не так. Слишком необычно вела себя ее шумная мать, и сам факт того, что разгульная девица сидит дома и не берет трубку…
Перед его внутренним взором встала новая, незнакомая Полина — красивая, высокая, развязная. В шокирующем ультрамини платье и с шаловливым блеском в глазах. Пожалуй, она стоит того, чтобы потратить на нее вечер.
Не успел он снять палец со знакомой кнопки звонка, как дверь распахнулась. Кирилл чуть не отпрянул назад — до того страшной показалась ему мать Полины: черные, въевшиеся синяки и спутанные волосы. Утративший жизнь взгляд и застиранное, коричневое платье.
— Заходи, — сказала она, и в этот же момент он услышал дикий плач.
— Полина? — его голос дрогнул, и он вгляделся в противоположную дверь — там, как он помнил, была комната девушки, и оттуда донесся странный вопль.
— Послушай, — на его плечо опустилась тяжелая рука, — Я не хочу, чтобы об этом кто-нибудь еще знал. Но вдруг, она послушается тебя. Мне не верит… Я столько раз ей объясняла!
— Объясняли что?
Донесшийся вопль был таким пронзительным, что мать сжала губы. Задержала дыхание, будто сдерживая внутри себя отчаяние, а потом снова выдохнула.
— Она не в себе. Ей мерещится всякое. Психиатры… Они не помогли… — подбородок мелко затрясся, но женщина чудовищным усилием все-таки взяла себя в руки, — Что мы только ей не давали. Она теперь специально действует нам на нервы… Мы с отцом не знаем, что делать…
