Прочитанное никак не укладывалось в ее голове. Казалось, будто мир действительно съезжает с ума по тонким рельсам.
— Туда, в бездну.
Той ночью она долго сидела во дворе дома насильника на черной кованой ограде и рассуждала сама с собой. Пушистый рыжий хвост в такт отбивал ритм ее мыслям. А так, как они были хаотичными и очень грустными, то и стук получался рваный, глухой, будто кто-то взял тапок и стукнул им по гулкой трубе.
Несколько раз выглядывала в окно беспокойная женщина, живущая на первом этаже, но в темноте двора было пусто, и так и не найдя источник этих неприятных звуков, женщина сорвала злость на племяннике.
А темная, невидимая глазу личность думала о возмездии.
Марина не знала, в какой квартире живет он. Да, информация сугубо личная, и даже в полиции ее пошлют, скажут, что сует нос не в свое дело. Ей придется выведать самой, и она в нетерпении сделает это, потому что уж больно хочется запустить руку ему в волосы.
— Я не буду жалеть, — сразу же поняла она, — Он не достоин жалости.
Как прошла ночь — она даже не заметила. В голове взрывались звезды, новые идеи, предположения, размышления. Девушка твердо решила начать бороться с преступностью. Она жаждала изменить этот мир, повлиять на него и сделать хоть капельку справедливее.
Но справится ли она одна? — вот что мучило девушку. Ей нужно закрывать сессию и лечить маму.
— Вот же засада! Столько всего нужно успеть! — она разглядывала ярко-желтые огоньки вечерних окон и мечтала быстрее покончить с ним.
Так и не выяснив, в каком именно подъезде он живет и не получив подсказку, Марина вернулась восвояси. Клавдия Ивановна жарила на кухне блинчики и выглядела непривычно уставшей с утра. Папа все еще спал, его храп тихим свистом сигнализировал об этом из большой комнаты, хотя явно его владелец опаздывал на работу.
— Ты почему так рано? — Марина пододвинул табуретку и села, с вожделением рассматривая кружевной узор на блинчиках.
Пока мама не испечет целую гору, брать нельзя. А ведь она так проголодалась после бессонной ночи!
— Сама-то, где была? — резонно спросила мама и достала банку сметаны, — Ешь уже, горе мое луковое.
— Почему это? — привычно надула губы Марина, хоть и не воспринимала слова мамы всерьез.
— Когда я тебя носила, очень любила есть лук, — серьезно вдруг сказала Клавдия Ивановна, — Поэтому, ты и луковка моя.
— Ма-а-ам, — Марина оставила в покое сметану и вдруг почувствовала, как на глазах навернулись слезы, — Глупость какая.
