Ардай Дьян, то есть. Здесь его так зовут, а над возражениями только смеются. Но это неважно. Важно, что полюби он Лиолину, и о том черном никто больше не вспомнит, вся родня будет довольна, ведь Лиолина не кровная родня и идеально подходит Ардаю, а белой драконице надо стать женой черного дракона и матерью его сыновей, тоже черных. Черных драконов мало, и белых дракониц тоже мало…
Это всё понятно. Но как быть, если Ардая влекут лишь зеленые глаза его рыжей ведьмочки? И не только глаза, конечно, влекут…
Никто не станет настаивать на его союзе с белой Лиолиной, ведь он дракон, и ему только восемнадцать лет. Впереди у него долгий век, не человеческий, а драконий. Жениться можно, но можно и не спешить с этим. Так что Лиолина, наверное, всё же уедет в Северную Содду.
Вот удивительное же дело — столько этой самой любви… или влюбленности кругом. Говоря иначе, столько раз сработала эта непроизвольная житейская магия, которая просыпается, как отклик на что-то там…
И всё как-то невпопад она срабатывала, столько раз не взаимно. Только у них с Шалой всё получилось, как надо, и ещё, кстати говоря, у Дьяна с этой Кантаной.
Вот именно. У них ведь тоже взаимно, насколько Ардай это понял. Но они оба почти сходят от этого с ума, потому что — нельзя, никак невозможно, и вообще не нужно? Они оба видеть друг дружку не хотят.
Ну и шутки у тебя, Провидение…
Шалу этим вечером он не дождался — не появилась. Переодевшись и захватив флягу с травником, он спустился в пристрой, Кама по дороге всучила ему ещё одно одеяло — ночи становились всё холоднее, а здесь не было того тепла, что на озере. Он был почти уверен, что Шала ждет его, сидя с ногами на кровати — в своей излюбленной позе, и огорчился, что это не так. И засыпая, он вовсе не исключал той восхитительной возможности, что рыжая вот прямо сейчас окажется рядом с ним под одеялом.
Не оказалась. А утром было уже не до того. Кама разбудила его незадолго до рассвета, горячий завтрак ждал на столе, и рух Талбота и сам Талбот тоже — во дворе. И Лиолина была готова, болтала о чем-то с Талботом. Один Ардай, получается, проспал.
Они позавтракали вместе, втроем, потом Ардай проверил упряжь на рухе, больше по привычке, потому что надо. Отец приучал: садишься на оседланную не тобой птицу — сначала проверь упряжь. Талботу, который глянул обиженно, так и объяснил:
— Я привык, извини. Но я знаю, что ты всё делаешь здорово.
Он испытал немного странное чувство, садясь в седло — всё-таки давно не летал. Несколько месяцев. А ведь раньше такого и быть не могло, чтобы он не летал долго. Навыки наездника, было дело, мешали довериться собственным крыльям, так что в драконьем теле он старался даже не вспоминать, каково это — летать на птице наездником. Но это нельзя забыть, нельзя разучиться быть наездником, раз уж умеешь.
