— Знаю? Да, да… А что Ежи?
— Пойдемте. Только — помните — ни слова.
Тетка Клава, уже была около кушетки с раненым. Заметив Марицу с головой, она лишь неодобрительно стрельнула глазами на последнего, но не сказав ни слова, быстро вышла за дверь.
Голова встал у стены, как ему велела девушка. Ему почему-то даже в голову не пришлось ее ослушаться. Мертвенная бледность сына и нож, все еще торчащий из груди, произвели на него странное впечатление. Он другими глазами взглянул на отца Филарета, который ловкими и быстрыми движениями зашивал длинную рану на голове его сына. Младшего сына, самого любимого. Единственного, оставшегося при нем. Двое старших давно покинули его, один — стал шкипером, другой служит в императорском войске. Только Ежи никуда из Гребенска ехать не захотел. Утешение для отца на старости лет. Сильный, умный, красивый и такой молодой! Имея за плечами немалый боевой опыт, он сразу понял, что жизнь Ежи может спасти только чудо. Михал Окора сглотнул, отвел взгляд в сторону, заметил старинную икону Спаса Неркукотворного, висевшую в углу комнаты и замер, едва шевеля губами.
Только поздно вечером Марица добралась до комнаты, устав так, как не уставала уже давно. Сил не было, на душе было тяжело, хоть и хотелось просто лечь и уснуть. Забыться, не думать, не вспоминать.
Но раз и навсегда заведенная привычка, помогла ей преодолеть эту слабость. Она опустилась на колени и, несколько минут помолившись перед образом Божьей Матери, отогнула край ковра, постеленного перед кроватью, и вынула из пола кусок доски, пользуясь небольшим кинжалом. Достала из открывшегося тайника старую потрепанную книгу в мягком кожаном переплете. Когда-то давно, эта книга выглядела как царский подарок — уголки обложки были отделаны золотом, в ее центре красовалась серебряная шестиконечная звезда с округлым портретом в середине. На портрете была изображена девчушка лет двенадцати вся в светлых локонах и кружевах. Теперь, несмотря на то, что девушка все эти годы относилась к этой вещи очень бережно, она выглядела по-другому. Края обтрепались, все уголки из золота были утрачены, кроме одного — тускло блестевшего желтизной. Возможно, и с ним придется расстаться. Серебряная звезда была вся исцарапана, а портрет девчушки почти полностью выцвел, остались только глаза — немного удивленные и счастливые. Когда-то и Марица так смотрела на мир.
Поднявшись с колен, она устроилась за маленьким столиком в углу комнаты и раскрыла книгу почти в конце. Все странички были исписаны мелким красивым подчерком, пустыми оставались только десяток, не больше.
