И всем была хороша малодушно мелькнувшая мысль — и разумностью, и осторожностью… но знаю я свою сволочную натуру — в следующий раз точно так же встану насмерть, не умею "ложиться". С тренерским штабом в свое время из-за этого разгавкался — а как тут ляжешь, если соперник сам открылся?! Заломил на рефлексах, и прости-прощай дорога на чемпионат! Потом и травма роль сыграла, но если бы поддался тогда, совсем по-другому спортивная карьера сложиться могла.
Хихиканье, перемежавшееся фальшивыми попытками спеть хором, приближалось, а я никак не мог отодрать задницу от поребрика, на который опустился, не в силах совладать с колотящей дрожью. Двоякое чувство: физически я хоть сейчас до Луны пешком — ни усталости, ни боли пока не чувствовалось, хотя копившаяся в районе поясницы влага навевала тревогу — это, конечно, могла быть сырость от дождя, но есть у меня сомнения. А вот внутренне — внутренне я, выдернутый посреди атаки камикадзе, находился в полном раздрае.
"Пережду, и в путь!"
— Смотри-смотри, алкашня…
— Да, тихо ты!
— Девочки, идем мимо!
— Это же Миша Лосяцкий! — звук собственного имени вырвал меня из пелены безразличия, — Миша, Миша, что с тобой?! — девичьи пальцы вцепились точно в поврежденное плечо, выжимая из меня ряд продавленных сквозь зубы возгласов.
— Кровь?.. Миша, у тебя все в порядке?..
— Идиотка! — тень напротив меня сменилась на другую, а в руках подошедшей вспыхнул фонарик, ударив светом по глазам, — Точно Лосяцкий! И весь в крови! Таня, Оля, помогите ему встать!
— Может в "скорую" позвонить? — раздался новый голос из-за спины той тени, что рассматривала сейчас перепаханный бок, подсвечивая себе фонариком, И не только рассматривала, а еще и, сука, ощупывала, причиняя боль! — Я видела телефон на углу!
— Не надо в "скорую", — нашел в себе силы отбиться от предлагаемой помощи, — Переломов нет, так заживет.
— Кто тебя так? — спросил все тот же холодный требовательный голос, когда мою спину, наконец-то, оставили в покое.
Привыкнув к мельтешению света, опознал в мучительнице Алису Пересветову — одну из своих сокурсниц. А потом и остальные из слабо различимых теней превратились в ее подруг и заодно моих однокашниц — Ольгу Гусятникову, Татьяну Ордынцеву и Дарью Волк. Четыре девчонки приехали учиться в Питер из какого-то другого города, явно были хорошо знакомы раньше, и пока держались внутри потока сложившейся группкой, ощетиниваясь при любой попытке сближения, особенно со стороны парней. Не красавицы (Дарья так вообще была носастой толстушкой), резкие (особенно Алиса) и с острыми языками (все). Еще не успев выучить по именам свою группу, их я уже знал, потому как это Алиса, а не я, зло высмеяла нашего красавчика Диму, так долго рассуждавшего на тему тату в виде жопных дельфинов.
