Может, это и не должно быть настолько волнующе, но я просто офигеть как обожаю этот взгляд в его глазах. Будто я для него все. Будто он лишится рассудка, если кто-нибудь снова попытается нас разлучить.
Даже сейчас, когда я подхожу, и он протягивает руку, чтобы взять мой ранец. Я ему его отдаю, и он, мельком взглянув на него, отмечает, насколько он тяжелый, а затем бросает его через плечо, словно он ничего не весит. Его хвост оборачивается вокруг моих бедер, охватив по-собственнически, а его губы сжимаются, хотя он тянет меня поближе к себе. Мой Рáхош, он совсем не умеет выражать свою любовь, но мне плевать. Я уже научилась понимать его. Он хмурится оттого, что обеспокоен, что меня кто-то расстроил, или что я хочу остаться здесь, без него.
Я просто игнорирую его мрачность и обнимаю его за талию.
— Детка, я готова идти, куда скажешь.
Вздохнув, он переводит взгляд на стоящего рядом Вэктала. Тот лишь кивает головой и поднимает руку в знак прощания, после чего направляется обратно внутрь пещеры. Мне так и хочется разок врезать Вэкталу за то, что он такой упрямый. Мне хочется встряхнуть его и заорать ему прямо в ухо о том, как сильно он заставляет страдать своего лучшего друга, но я знаю, что все это лишь по той причине, что он должен быть беспристрастным вождем. Рáхош зла на него не держит.
Кто тут держащая камень за пазухой стерва, так это я. Я не перестаю на него злиться.
Но не сегодня. Сегодня солнечно, и мы отправляемся в медовый месяц. Я послушно стою, пока Рáхош проверяет мои кожаные одежды, словно я еще ребенок, который не умеет сам одеваться. Он покрепче затягивает лямки на моих сапожках, подтягивает одежду более тесно к моему телу, после чего натягивает мне на лицо капюшон.
— Ты краснеешь на ветру, — это все, что он говорит мне хриплым голосом.
Такой заботливый. Если бы он знал, как сильно меня это возбуждает, он бы тут же застеснялся и стал бы непредсказуемым, так что я стараюсь не дать ему понять, как сильно меня заводит, когда он такой суетливый.
— Ну что, готов к нашему медовому месяцу?
Он выпрямляется и предлагает мне свою руку, а в другой сжимает свое копье. Я кладу свою ладошку в перчатке в его и сжимаю ее, когда выходим из пещеры и направляемся к покрытой слякотью тропе, которая уходит от главного жилища ша-кхаев. Когда мы достаточно далеко, чтобы нас никто уже не услышал, моя ворчливая пара заявляет:
— Не понимаю, чем этот поход отличается от любого другого охотничьего похода, в который мы с тобой вдвоем уходим.
