Они планировали эту часть раньше, зная, что даже живые стражи могут поставить операцию под угрозу из-за живого общения. Сорен склеивал записи ныне покойных стражей и повторно использовал их, чтобы никто ничего не заметил. Миры… когда-то были всей их жизнью, а теперь стали оружием, помогающим им поддерживать имидж нормального патруля.
Неужели Сорен, размахивая руками в воздухе, снова рассказывает им все это, в попытке извиниться?
Ария прочистила горло. Она подыграла ему, требуя больше информации, которую они уже знали. Им нужно было объединиться. Сейчас.
— А когда мы туда доберемся? — спросила она.
— Мы уже тут, — сказал Сорен. — Он у меня прямо здесь.
Он нажал несколько кнопок. На прозрачном экране появилась схема «Комодо», точно такая же, как и на «Белсване». «Комодо» выглядел как спираль, состоящая из отдельных блоков, которые могли соединяться и разъединяться, как старомодные вагоны поезда. Каждый сегмент был способен отделиться и стать индивидуальным, или «самоопределяющимся», как сказал Сорен во время их прогона. Каждый блок мог путешествовать или сражаться на свое усмотрение.
В своем неподвижном состоянии «Комодо» извивался подобно змее, следуя тому же принципу, который был использован в конструкции Грезы. Внешние подразделения были оборонительными и поддерживающими. Внутренние три, в центре катушки, были в наивысшей степени безопасны, с самым высоким приоритетом. В них размещались самые важные фигуры.
— Мой отец и Соболь будут в этих центральных подразделениях, — сказал Сорен, выделяя их. — Я думаю, что Уголек тоже там.
Они рисковали своими жизнями из-за этой догадки.
— Посадочный порт находится в южной части комплекса, вот здесь, — сказал Сорен, освещая этот участок на схеме. — Вход в центральный коридор находится на противоположной стороне, в северном конце. Вот куда мы хотим попасть. Он доставит нас прямо к внутренним частям «Комодо», и нам не придется проходить через всю эту штуку.
— Ты выведешь нас в этот коридор? — спросила Ария.
— Он сто пудов защищен, но я попытаюсь взломать коды, когда мы туда доберемся. Я пытался раньше, но нет никакого способа сделать это, если я не на месте.
— Что будем делать, если ты не сможешь взломать их?
— Тогда мы переходим к громкому плану. Взрывчатке.
Сорен говорил без своего обычного хвастливого тона. Он совершил ошибку и знал это.
Она взглянула на Перри, надеясь, что он тоже это почувствовал. Но он, казалось, был погружен в свои мысли.
