Тайфун Дубровского | страница 31
Я ждала когда мне позволят приступить к работе, хотела как можно скорее отдать долг, насколько это возможно. Хотя Анна Львовна велела мне забыть про вазу… я не собиралась забывать.
Еще одно мне не давало покоя. Однажды ночью, в первые дни, когда еще держалась высокая температура, я открыла глаза и увидела Дубровского над своей постелью. Был ли это сон, или он действительно приходил навестить меня?
Возвышаясь над моей постелью, он внимательно разглядывал меня, я же видела его расплывчатым, нечетким. Повинуясь какому-то порыву, я протянула руку и коснулась его руки. И почувствовала как он напряжен, буквально замер… Пронзил взглядом. Застыл надо мной. Потом отдернул руку и вышел из комнаты.
Что это было? Странный сон? Но рука еще долго горела от этого прикосновения.
Глава 5
POV Дубровский
Маша… ну надо же. Девушка по имени Мария неожиданно вторглась на мою территорию, и нарушила покой — сделала то, что давно никому не удавалось.
Мне нравится одиночество, всегда нравилось. Я от него кайфую. Люди скучны, банальны, зачастую омерзительны. Мне не нравиться общаться на банальные темы. На глобальные тоже. Всегда таким был. Любил читать. Фантастику, научную — особенно. И про войну, исторические… Мне нравится война. Это странно, но там, где свистят пули я чувствую себя на своем месте. Всегда так было. С самой армии.
Наверно, я стал снайпером именно из-за любви к тишине и одиночеству. Ну и еще потому что стрелял отлично. Мне нравилось выслеживать добычу. Нравилось чувство контроля, превосходства. Убивать — нет, не приносило радости. Но я всегда предварительно изучал биографию своих жертв. Не следовал слепо всем подряд заказам. Выбирал только негодяев, убийц, наркоторговцев, бандитов. Наверное, это не оправдание. Возможно, не случись в моей жизни Изабеллы, я бы не стал заниматься этим. Ее предательство выжгло в груди зияющую рану. Почему, будучи по жизни мало эмоциональным сухарем, я так бурно отреагировал на ее предательство? У меня нет на это ответа. Я удивил не только свою семью, но и себя самого. До этого почти все считали, что у меня нет сердца, что я как холодная льдина. Так считала, как оказалось, и моя неверная невеста. Я же загибался от боли… Впервые в жизни кому-то доверился, открылся… И такой нож в спину. Незаживающая рана. Сжигающая по ночам ярость. Лед тоже умеет обжигать. Вот и у меня, вместо сердца глыба, но огненная, болезненная.
Мне всегда было сложно расти в семье, где все изнеженные, лицемерные. Аристократизм — слово, которое я и мои братья впитали с молоком матери и которое я ненавижу. Всегда чувствовал себя изгоем, отщепенцем в родной семье. Был драчуном, задирой, просто безбашенно отчаянным ребенком, без конца менялись гувернеры-воспитатели, мать чуть ли не волосы на себе рвала, не могла с моим темпераментом справиться.