Злата
Сегодняшний день выпил все силы, каждый чувствовал себя угнетенно. И если поначалу я радовалась тому, что родители, наконец, меня поняли и приняли мой выбор, то вот разговор с родственниками Паши добил окончательно.
Я не могла знать, в каких отношениях они жили до этой встречи, но то, что увидела сейчас, показывало только одно — дети в этой семье просто были… Родители словно существовали сами по себе, живя для себя и ради себя. Тут даже постороннему сразу бы стало понятно, что в семье Паши образовалось два враждующих лагеря — дети отдельно от родителей, они даже мыслят по-другому, на жизнь смотрят под разными углами.
У меня ситуация была в корне обратная — мои родители жили ради меня и для меня, часто перегибая палку. Они опекали настолько, что контролировали каждый уголок моей жизни, следили за каждый шагом и всегда делали резкие замечания. У меня редко было свое мнение, еще в детстве мама решала все сама, не позволяя дочери учиться на собственных ошибках, не разрешала наступать на одни и те же грабли, набивая шишки. А у Пашки вон как — вы сами с усами, а мы просто рядом, как бы незримо присутствуем в вашей жизни.
Когда молодой человек резко поднялся и вышел из комнаты, то Кира тихонько заплакала на груди у Ромы. Она вцепилась в его рубашку своими тонкими маленькими пальцами и бесшумно рыдала, так тихо, что мы сначала и не поняли, что случилось.
— Сломался, не выдержал, — прошептала она, и только после этих слов я подскочила на ноги и побежала за парнем.
Почему-то слова его сестры гнались за мной, жалили, заседая глубоко в голове. Казалось, что чуть помедли я, и случится что-то страшное, необратимое, то, что поставит жирную точку во всей этой истории.
Пашку нашла в ванной комнате, он стоял под струями воды и просто бесконтрольно бил руками в стену, периодически запрокидывая голову и ловя потоки воды ртом. Я не знала, что делать и как вытащить его из этого состояния. Казалось, не предприми я хоть что-то, то навсегда его потеряю!
Довольно ловко открыла дверцу кабины и забралась к нему, чтобы моментально обнять и прижаться, оставляя на его футболке потеки туши и блеск для губ. И плевать, что сейчас я похожа на страшилище, что по моим щекам растекся макияж, плевать. Главное — он, главное — рядом, со мной…
А потом Пашка развернулся и поцеловал меня, словно пытаясь до конца удержаться и не рухнуть в пучину эмоций, словно забирая часть моего кислорода для своего последнего и решающего вздоха. А я была готова отдать хоть все, что у меня было, лишь бы он улыбался и дальше, лишь бы шутил, лишь бы был самим собой.
