У Игоря получалось что-то свое — смесь славянских, тюркских и древнееврейских мотивов плавно вырисовывали новый вариант прочтения. Древнееврейский понадобился для перевода некоторых уже прочитанных слов. В «яосаваофадониикак» — начале часто повторяющейся надписи, знакомой, например, по обороту известной камеи с нимфой и купидоном (они, как ни странно, изображены прилично, потому картинка в общем доступе), явственно проступает «саваоф» — бог воинств, бесплотных сил. Вот вам и нимфы с купидонами. Неисповедимы пути Господни. А обращение нимфы очень похоже на начало просьбы или покаяния: «Я, о Саваоф…» Вариантов разбития фразы много, а с учетом обратного чтения — дважды много. Игорь все же остановился на обращении к имени, которое традиционная история к этрускам никак не относит. А почему, собственно? Ну, неисповедимы пути Господни, нельзя исключать что-то на основании, что современная наука считает это невозможным. Земля-то, как позже выяснилось, все же вертится.
Едва еще не переведенные, но прочтенные по новому слова сложились в предложения, вернулись галлюцинации. Или сон. Или полтергейст.
Позади раздался стук, будто уронили мешок с мукой. Пока левая рука хватала нож, в правой уже взлетал в замахе топор. Что новому гостю понадобится на этот раз? Жизнь? Бессмертная душа? Кожа, чтобы сделать чучело? Человечинка на шашлык? Или заставит переписать на себя квартиру?
Никто не нападал и не покушался на имущество. Топор едва остановился, чтоб не причинить вреда посетителю, ничуть не похожему на прочих: посреди комнаты лицом в ковер корчилась в муках юная дева. Как и предыдущий гость, от обилия одежды она не страдала. Тонкие руки, грациозная спинка, изящные ножки… От пришелицы исходила волна странного чувства, что они с Игорем сто лет знакомы, и их что-то связывает. Только изумрудного цвета длиннющие волосы намекали, что это не так, потому что забыть такое не получилось бы при всем желании.
Никакого огня страсти и животного зова, как у ночной оранжевоволоски, ни голодного взгляда вампира, что напоминал наркошу во время ломки, ни равнодушия травоядного дьявола, ни о чем не помышлявшего, кроме тупого поедания всего, что может быть переварено хотя бы в теории — не было ничего, что вызвало бы неприязнь или чувство опасности. Наоборот, эту гостью хотелось баюкать и лелеять, связать с ней жизнь и нарожать детей.
Нагая фигурка лежала ничком и дергалась в судорогах. С трудом поднявшиеся глаза — огромные, ярко-зеленые, полные страдания — искали что-то в комнате. По Игорю они просто скользнули, как по неживому, и продолжили поиск.
