– Ага, из лучших убеждений! Послушай, как все было!
Добрую часть пути до общежития Алина возмущалась непрошеной гостьей.
– Прихожу вчера домой. Никто меня не встречает, никто не выражает бурную радость от моего появления, не бросается подать тапочки, не зовет к столу, не…
– Ты покороче можешь изложить, чего он не сделал, а то мы до Коноваловой так и не доберемся, – перебила я Алину, зная, как она любит находить сравнения элементарным действиям.
– Не перебивай! Я захожу на кухню, а эти два мамонта меня не слышат, так увлечены беседой. Коновалова ему: «Ах, Шиллер! Ах, Гете!» Он ей: «Uber allen Gipfeln», а она ему вторит: «Горные вершины спят во тьме ночной». Я стою, меня не замечают, лишняя я на этом празднике поэзии, воркуют, как два страуса.
– Почему страуса? Голуби воркуют.
– У голубей вес двести граммов, а у этих и у страусов вес по полтора центнера. Не перебивай! Она ему: «Ах, Шуман! Ах, Глюк! Как я люблю Вагнера!» Что-то мне подсказывает, что слово «глючить» от Глюка произошло. Короче, заглючило их по полной программе.
– Не знаю. Глюк – это немецкий композитор, а слово «глючить» от слова «галлюцинация», – не поняла я шутку Алины.
– Да знаю я. Потом он начал рассказывать ей о Зигфриде и нибелунгах. Представляешь, я парюсь, ему колбаски жарю, из запоя вывожу, блох травлю, а он Коновалову Вагнером просвещает. Меня грузит пивом и сосисками, а ее музыкой и стихами ублажает. При этом моим коньяком угощает и конфеты ей скармливает, которые Вадим с симпозиума из Праги привез. Мне, заметь, привез! Густав вообще в дом, кроме колбасок, ничего за неделю не принес, живет на мои деньги. Так вот, Люська конфетки кушает и припевает: «Какой вы, Густав, умный, какой эрудированный», он ей: «Люсьен, вы нимфа, вы тонкая натура, чуткая и нежная», а сам все ближе подползает к ее толстой талии и пытается попробовать Люську на ощупь. Тут я откашлялась и говорю этой парочке: «Что же вы без хозяйки сидите? Мой коньяк пьете? Мне, конечно, для Люсеньки ничего не жалко. Я ей своим счастьем обязана, но все равно нехорошо как-то без меня. Так и быть, налейте и мне, выпью за дружбу между народами». Коновалова сидит краснее помидора, Густав от неожиданности язык проглотил, он так увлекся Коноваловой, что меня в проеме дверей не заметил. Люська мне: «Алиночка, ты меня неправильно поняла. Я пришла уладить недоразумение, Вадим Андреевич перед тобой ни в чем не виноват». – «А мне это уже по фигу. Я нашла новое счастье в лице Густава и прошу тебя, Люся, свой коварный взгляд на господина Шульца не бросать!» – с полной определенностью ответила я Коноваловой. Может, минуту назад я сама бы отдала Люське Шульца, но, когда у меня нагло из-под носа пытаются увести принца моей мечты, я готова загрызть любого, кто станет на моем пути.
