Полицейский «газик» умчался, подняв на дороге пыль. Мы долго стояли и смотрели, как рассасывается пыльное облако, не в силах вернуться к действительности. Первым очнулся Петров:
– Пойдемте заберем палатку, жалко будет, если она пропадет.
Мы собрались с духом и пошли вновь к камышам. На поляне сиротливо стояла палатка. Костер давным-давно затух. Батарея пустых бутылок была свалена под ивой. Следует заметить, что их количество со вчерашнего вечера значительно увеличилось.
– Видать, они вчера еще добавили! – воскликнул Петров. – Надо же им было так надраться? Лучше бы неустойку немцу выплатили.
Алина стояла у самой кромки воды и вглядывалась в речную зыбь.
– Ты водолазов закажи, а то и не похоронишь мужа по-человечески, – сказала она. У меня от ее слов больно сжалось сердце. Какая она все-таки жестокая в своем прагматизме, говорит что думает, никакого сострадания к близкой подруге.
– Еще ничего неизвестно, – попыталась я возразить. – Тело не найдено, может, он живой?
– Да где уж тут живой, если сразу тело не зацепилось за корягу, считай, в море унесло.
– Зачем же тогда водолазы?
– А для очистки совести, чтоб он с того света тебя ни в чем упрекнуть не смог. Придет во сне и скажет: «Денег на водолазов пожалела». – Подруга театрально всхлипнула и с сожалением посмотрела на меня.
– А где тогда его машина? – схватилась я за последнюю соломинку. – Тоже в море унесло? Или ветром сдуло?
– Угнали, – выдвинула свою версию Алина. – Его убили, а машину угнали.
– Кто? И почему тогда Густава как свидетеля в живых оставили?
– Потому что он был мертвецки пьян. Может, его специально в живых оставили, чтобы на него подумали. А вообще не задавай мне такие умные вопросы. Я не Эркюль Пуаро и не комиссар Мегрэ. Пусть со всем этим полиция наша разбирается.
Юра сложил палатку, а мы собрали раскиданную по всему берегу посуду. Сумок Олега и Густава на поляне не оказалось, как не оказалось ни мобильного телефона, ни магнитофона, ни туристического холодильника, их почему-то забрала полиция. Петров в последний раз обвел взглядом поляну и позвал:
– Идемте, больше нам здесь делать нечего.
Мы побрели к машине.
Я возвращалась в пустой дом. Дочь приедет только через неделю, и, честно говоря, я была рада этому. Сейчас ей сказать, что случилось с ее отцом, я просто не смогла бы. Как можно объяснить ребенку что-либо, если сам ничегошеньки не знаешь и не понимаешь?
К тому же тоски добавил наш фокстерьер Бобби: только я переступила порог, как он завыл и, поджав хвост, забился под кресло.
