Вот образец его стиля, взятого из письма, написанного его тете после прибытия во Францию: «Я бродил по полю битвы вокруг лагеря, и все, что я увидел, дало достаточно пищи для все растущего чувства восхищения и презрения, воодушевления и апатии, печали и радости, по сути дела, всех возможных эмоций – однозначных и противоречивых. Однако, каким бы ужасающим и прискорбным ни было это зрелище, в этом ужасе есть свое величие, в переживании – достоинство и сила, очищающая разум и освобождающая его от малейших частиц мелочности. В этих сторонах войны, воплощением которой служат места этих кровавых действий, проявляются одновременно добро и зло, но главным образом зло. При этом в них есть величие и нет ничего мелкого. Это относится, конечно, к самой войне, а не к мотивам кого-либо из ее участников.
Трудно описать увиденное так, чтобы настроить ваше сознание на ту же волну, что и сознание того, кто это лицезреет. Можно описать это так, что слушатель воспримет видимые очертания, но ужас и мрак этих отвратительных сцен вползают в сознание зрителя, и он в страхе и отчаянии пытается укрыться от них, сопротивляясь самым упорным попыткам передать их кому-то другому.
Чтобы передать зрительное ощущение происходящего, лучше описать изначальное состояние этой местности, а затем уже характер разрушения, которому она подверглась.
Когда-то это была холмистая местность с красивыми рощами и лесами и вкрапленными в них возвышенностями и долинами. Если вы сможете представить себе ту же самую местность без единого листка или травинки на мили вокруг, каждое дерево в бескрайних лесах обезображенным до гротескного расколотого пня, а каждый квадратный метр земли, насколько хватает глаз, превращенным хищными когтями войны в зловещие воронки от снарядов, в которых и вокруг которых распластались безжизненные тела людей или их фрагменты, вы получите представление о той великой и ужасной метаморфозе, которую смерть творит с человеческой формой. Повсюду разбросаны все существующие средства войны и уничтожения, целые и разбитые, всех возможных размеров – огромные снаряды, их осколки, большие и поменьше, ружья и их обломки, все это перемешанное в какую-то нелепую массу со множеством посторонних предметов.
Но в этом есть пафос, и он нашептывает истекающим кровью сердцам, в которых печаль оставляет более глубокие раны, чем те, что остались лежать под простым деревянным крестом, раны, которые оно не видит, но о которых рыдает. Небольшой холмик, увенчанный у одних грубым крестом, у других – стальным шлемом, по виду которого можно судить о национальности похороненного, иногда обломком ружья или осколком снаряда, иногда вещмешком - любым предметом, который бы указывал на то, что это могила – вот и все, что остается от надежд и планов, которые ценятся в жизни превыше всего на свете. И время будет точить эти жалкие останки, уничтожая их видимые формы, а смерть тем временем будет подбираться все ближе и ближе к тем, в памяти которых эта видимость все еще живет, пока не придет наконец на смену мимолетной жизни, потому что смерть может прийти только к тому, что живо».
