- Повесить его! - не выдержал кто-то из строя.
- Встань в строй, - не последовал совету Передрий. - И больше так не делай.
Крылов понуро вернулся в строй.
- У-у-у! Преступник! - показывали на него пальцем сослуживцы. А я мечтал, чтобы это поскорее закончилось.
Так началась моя служба в батальоне связи.
Батальон связи также именовался батальоном смерти. Во-первых, во второй батальон скидывались те отбросы общества, которые не распределили по другим частям и подразделениям. В первый бат шла элита - люди с высшим образованием и хорошими анкетными данными. Интеллигенция. Аналогичный отбор вёлся и на боевые посты второго батальона. Тех, кто умел что-то делать руками, охотно брали в подразделения обеспечения. Те, кто покрепче да попроворнее, попадали во взвод охраны. Наиболее полюбившихся сержантам оставляли в учебке, порой против их воли. А оставшаяся масса - то есть те, кто не подходил ни для одного подразделения, заполняли вакантные места пятой роты. Поэтому она, а вместе с ней и весь батальон, считались сборищем отморозков и дегенератов. И не без оснований.
Однако второго батальона боялись в основном не из-за этого. Ужас наводил знаменитый подполковник Скрипка, командир батальона. Куда там майору Гою! Это добрейшей души человек в сравнении с нашим комбатом.
Комбатом нас принялись путать с первых же дней пребывания в батальоне. Сам он вышел в отпуск практически сразу после нашего перевода, поэтому' познакомиться толком мы с ним не успели. Зато наслушались о нём историй.
Комбат был крупной величиной в части, и это было сразу по нему видно. Нет, он не был толстым, как Толстый. Он был именно крупным. Мощным. Как Оптимус Прайм. И его фигура узнавалась издалека.
А с ещё большего расстояния узнавался его голос. Как бы далеко комбат не стоял, складывалось ощущение, что его голос поступает прямо тебе в сознание - его было отлично слышно с любой дальности. А уж если ты стоял рядом, а Скрипка начинал орать, то казалось, что тебя вот-вот сдует мощным ветровым потоком.
Орал Скрипка часто. Рвал струны, так сказать. Причина для крика была, в принципе, всегда одна - нарушение установленного порядка. Если что-то шло не так, как должно, то у комбата случалась истерика. Он рвал и метал. Лишал офицеров премии, а солдат - очередного увольнения. Предлагал офицерам уволиться, а солдатам - перевестись в пехоту: Разве что застрелиться не предлагал.
Он был подобен разбушевавшейся стихии.
Он был великолепен.
