Следующей задачей было раскидать полученную мыльно-воздушную массу по полу. А пока один из уборщиков генерировал и разбрасывал очередные порции заветной пены, второй хватался за швабру со сломанным черенком и принимался что есть силы тереть ею пол.
Тем временем первый, покрыв всю поверхность пола ароматной белой смесью, брался за тряпку. Прыгая с ведром и тряпкой между' разбросанными
мыльными лужами, он добирался до противоположной стены. Клал тряпку’ на пол - и начинал тащить её, собирая высыхающую пену и выжимая её в ведро.
Оператор швабры, танцуя, доходил до стены. Тогда, при наличии второго ведра и второй тряпки, он мог проявить разумную инициативу и пройти по вверенной территории влажной тряпкой, смывая остатки пены, не вытертые товарищем. Но обычно эта часть признавалась несущественной и опускалась за ненадобностью.
Ну а в финале концерта весь инвентарь и весь личный состав собирался на взлётке. Каждый солдат вооружался уборочным средством - кто шваброй, кто совком, кто ведром, кто тряпкой - и начиналось коллективное мытьё центрального прохода.
Два оператора вёдер генерировали всё новые порции пены и бросали их под ноги, медленно отступая назад. Их атаковали трое нападающих со швабрами. Этими швабрами пена растиралась по полу. Швабромены неторопливо продвигались, а им на пятки уже наступала великолепная четвёрка счастливых обладателей совков. Совки гнали вперёд нерастёртую пену>7. А следом за пенным потоком ползли на корточках угрюмые владельцы тряпок. Тряпки стирали с пола остатки пены. Завершали шествие несколько танцоров, наводящих финальную влажную уборку>7. Впрочем, как уже отмечалось, это происходило не всегда. Ну а во главе колонны, на дистанции между>генераторами пены и туалетом, туда-сюда с вёдрами носился курьер, постоянно меняющий воду. Всё стадо погонялось сержантами, а за этим блестяще организованным технологическим процессом наблюдали скучающие дневальные. В такие дни они, фактически, оставались без работы - их обязанности выполнял остальной личный состав. Для дневальных это было торжеством справедливости.
Воскресенье в учебке, в принципе, не особенно отличалось от прочих дней. Та же многочасовая строевая подготовка перед присягой, те же физические упражнения до полуобморочного состояния и та же тупая приверженность железной армейской дисциплине.
Но всё же это был особенный день. Во-первых, по воскресеньям всё наше стадо вели в клуб, где показывали фильмы с простуженным переводом. Сама по себе возможность посидеть полтора часа в прохладном клубе, когда на улице плюс тридцать, была уже чрезвычайно привлекательна. А случалось, что и фильм оказывался интересным. Хотя мне редко удавалось его посмотреть, поскольку стоило мне оказаться в клубе, как мыслями я перемещался на гражданку и до конца показа оставался там. Поэтому
