Заметив, что у хозяйки нет никакого сундука, Модхушудон растерялся. Он и не предполагал, что под грубой тканью, скрывающей тело и душу женщины, находилось именно то, что было для нее дороже и тела и души.
Модхушудон оставил управляющему письмо, в котором сообщал, что уезжает сопровождать хозяйку в дом ее отца. Управляющий, служивший еще при отце Фонибхушона, был необычайно огорчен этим своеволием и написал своему господину письмо, полное орфографических ошибок (правильно писать по-бенгальски он не умел), но с верной мыслью о том, что давать слишком много воли жене - недостойно мужчины.
Фонибхушон понял причины, побудившие жену к отъезду. И это было для него жесточайшим ударом. "До сих пор она все еще не поняла меня!" подумал он с горечью. А ведь он отказался даже от мысли о закладе ее драгоценностей и, рискуя разорением, прилагает отчаянные усилия, чтобы раздобыть необходимую сумму иными средствами. И все же она ему не доверяет.
Но вместо того чтобы зажечь в душе Фонибхушона гнев, эта жестокая несправедливость лишь причинила ему боль! Мужчина - это карающий божественный жезл, творец вложил в душу мужчины пламя молнии, и позор тому, кто при виде несправедливости не вспыхивает этим пламенем! В сердце мужчины по малейшему поводу загорается пламя гнева, как пожар в лесу, а женщина, как туча в месяце срабон, без всякой причины проливает слезы вот какой порядок установил создатель; но теперь этого порядка уже больше нет.
А Фонибхушон? Этот человек будущего, которому следовало появиться на свет пятью-шестью столетиями позже, когда миром будут управлять лишь духовные силы. Он имел несчастье родиться в девятнадцатом веке и вступить в брак с женщиной первобытной эпохи, с женщиной, которой в шастрах дано название "отнимающая разум". Фонибхушон не написал жене ни строчки и про себя поклялся, что никогда ни единым словом не напомнит ей о ее поступке. Какое страшное наказание! Мысленно обращаясь к преступной Монималике, Фонибхушон думал: "Ну что ж, пусть будет по-твоему; что же касается меня, то я буду выполнять свой долг".
Дней через десять, раздобыв нужную сумму и ликвидировав опасность, Фонибхушон возвратился домой. Он полагал, что к этому времени Монималика должна была вернуться, спрятав у отца свои драгоценности. Он уже видел себя не робким просителем, как в тот несчастный день, а человеком дела, который добился своего, представлял себе стыд и раскаяние жены...
Волнуясь, направился Фонибхушон во внутреннюю половину дома. Но спальня оказалась запертой. Фонибхушон взломал замок и распахнул дверь - комната была пуста. В углу стоял открытый железный сундук, в котором Мони хранила свои украшения. Фонибхушон почувствовал, как в груди у него что-то оборвалось. Жизнь, любовь, дела - все показалось ему бессмысленным и бесцельным. "За каждый прут железной клетки бытия мы готовы пожертвовать всем, - думал он. - Но птицы-то в клетке нет, а если даже и посадить ее туда, она все равно вскоре исчезнет... Так зачем же изо дня в день украшаем мы эту клетку кровавыми рубинами своего сердца и жемчужными ожерельями своих слез?" И Фонибхушон мысленно отбросил прочь украшенную всем, чем только он владел, а теперь пустую и ненужную ему клетку.
