- По случаю праздника пришло много чужого народа из разных мест, я не посмею оставить дверь открытой и уйти! - возразил сторож.
Но Фонибхушон не стал его слушать.
- Тогда я останусь на всю ночь я буду охранять дом, - заявил сторож.
- Нет, нет, - перебил его хозяин. - Тебе все-таки придется пойти на праздник.
И сторож, крайне удивленный, ушел.
Вечером, потушив в спальне свет, Фонибхушон сел у окна. Хмурые тучи, готовые обрушить на землю потоки дождя, закрывали небо. Безмолвие, наполненное ожиданием чего-то надвигающегося и неопределенного, окутало мир. В напряженной тишине слышалось лишь неугомонное кваканье лягушек да звуки далекого пения. Казалось, сам воздух был напоен странной таинственностью.
Поздней ночью умолкли лягушки и цикады, растаяли голоса мальчиков-певцов, и на ночную землю опустилась завеса еще более густого мрака. "Время пришло", - подумал Фонибхушон.
Как и в первый раз, со стороны береговой лестницы послышался сухой стук и металлическое позвякивание. Но Фонибхушон не смотрел в ту сторону: он боялся, как бы его жадное нетерпение и страстный порыв не сделали напрасным его ожидание, как бы сила могучего стремления не подавила в нем способности владеть собой. Напрягая все силы, чтобы сдержать себя, Фонибхушон неподвижно, словно деревянное изваяние, застыл у окна.
Сегодня звук побрякивающих украшений, шаг за шагом пройдя расстояние, отделявшее его от дома, проник в незапертую дверь. Затем стало слышно, как он поднимается круг за кругом по винтовой лестнице, ведущей во внутренние покои. Фонибхушону стало очень трудно владеть собой; грудь его вздымалась и падала, как челн, застигнутый бурей, горло свела судорога. Звук, поднявшись по лестнице, медленно двинулся вдоль веранды и стал приближаться к комнатам. Наконец, когда он достиг как раз той двери, за которой находился ожидающий Фонибхушон, постукивание прекратилось. Теперь осталось лишь пересечь порог...
Фонибхушон не мог больше сдерживаться. Неистовое возбуждение, кипевшее в нем, мгновенно, со страшной силой прорвалось наружу, исторгнув из груди рыдающий вопль:
- Мони!
С быстротой молнии вскочил он со стула и вдруг... проснулся. Фонибхушон увидел, что стекла в комнате еще все дрожат от вырвавшегося у него крика. А снаружи доносилось все то же кваканье лягушек да самозабвенное пение мальчиков из актерской труппы.
Фонибхушон с силой ударил себя по лбу.
На следующий день праздничное гулянье окончилось. Ушли бродячие актеры и ярмарочные торговцы. Но Фонибхушон приказал, чтобы и на этот раз с наступлением вечера в доме, кроме него самого, никого не оставалось. Весь день Фонибхушон постился, и слуги решили, что их хозяин собирается совершать какие-то магические обряды.
