Схоластики средних веков подобным же образом (что, может быть, в природе вещей) ведут себя по отношению к этому началу греческой философии. Абеляр заявлял в XII веке: «Речь порождена интеллектом и порождает интеллект». Аналогичное мнение выражал и более современный философ Гоббс, который обычно симпатизировал схоластам.
Но, как правило, благодаря потоку идей, идущих от Декарта, взгляды людей по этому, как и по многим другим вопросам, оказываются иными. В Германии был лишь один период около 1800 г. (Гумбольдт, Шеллинг, Гегель, Гердер), когда философские умы были близки к «правде» (т. е. к мнению Макса Мюллера). Гегель коротко замечает: «Мы думаем словами» — как будто бы никто никогда не подвергал это сомнению.
Но другие великие философы нового времени не так уверены в идентичности речи и разума. Действительно, самые значительные среди них — идёт ли речь о Локке и Лейбнице или даже о Канте и Шопенгауэре и более близком к нам Джоне Стюарте Милле — согласны между собой в своих сомнениях. Это не значит, что Лейбниц не думает словами, но он признаётся в этом с явным сожалением 63. Философ Беркли абсолютно категоричен, но в обратном смысле: он убеждён, что слова — большой тормоз мысли.
Пылкость, с которой Макс Мюллер защищает свою точку зрения, приводит его к тому, что это общее поведение современных мыслителей он начинает называть «отсутствием смелости» (в то время как всякий другой назвал бы это научной осторожностью), — как будто бы никакого искреннего мнения, отличающегося от его собственного, быть не может.
Приемлемо ли оно для него или нет, но оно существует. Как только он опубликовал свои «Лекции о мышлении», поднялись протесты, идущие со всех сторон 64. Прежде всего, раздался авторитетный голос первоклассного мыслителя Франсиса Гальтона, выдающегося генетика, который, начав как путешественник, выпустил, кроме всего прочего, важное произведение по психологическим вопросам. Большая привычка к самонаблюдению, которую он имел, позволила ему утверждать, что его ум никогда не работал в соответствию с тем стандартом, который Макс Мюллер считает единственным. Играет ли Гальтон в бильярд и рассчитывает траекторию бильярдного шара, или изучает вопросы более возвышенные и более абстрактные, его мысли никогда не сопровождаются словами.
Гальтон прибавляет, что иногда в процессе его рассуждений случается, что он слышит аккомпанемент слов, лишённых смысла, «как мелодия песни может сопровождать мысль». Естественно, слова, лишённые смысла, являются вещью совершенно иной, чем реальные слова; мы увидим позднее, с какого вида образами их можно разумно сравнить.
