– Она не вписывалась в их банкирский круг.
– Да, она была человеком со стороны.
– Юрий Львович, мне, конечно, жаль ваш организм, но вы, могу сказать со всей определённостью, не зря распили с Тимофеем Жабиным бутылку коньяка.
Шеф нахмурил брови.
– Разрешите ещё два вопроса. Считаете ли вы, что госпожа Ревун схитрила, обратившись за помощью к своему обожателю? И второй вопрос: как господин Ревун объяснил другу Жабину, почему не приедет на игру в преферанс? Вы говорили с ним об этом?
– На первый я тебе уже ответил. Другое дело, для чего она это сделала. Умная женщина не могла так поступить ради удовлетворения праздного любопытства. Что касается причины отказа приехать на игру, то тут есть интересная деталь. – Шеф выразительно посмотрел на меня. – Никакого отказа и не было. Жабин и компания действительно ждали Ревуна в тот поздний вечер. Они раз в месяц собирались тесным кружком и, не стеснённые в средствах, прекрасно проводили время до утра. Но никому из них он не позвонил и не предупредил, что не приедет.
– И всё, что известно о плохом самочувствии господина Ревуна в день смерти, рассказано единственной очевидицей этой смерти – его гражданской женой, – продолжил я мысль шефа.
– Вот только вскрытие всё-таки было, и умер Ревун от сердечной недостаточности, приведшей к внезапной остановке сердца. Оставим пока Ревуна, вернёмся к моему вопросу. Виталий похож на убийцу? – спросил Юрий Львович.
– На мой взгляд, для убийцы трусоват.
– Мне так не показалось.
– Потому что вы его не видели, а только слышали.
– Даже если ты прав, должен сказать, что трусость часто подталкивает к убийству, хотя принято думать, что трусость срабатывает как ограничитель. Ты говоришь, он дёрнул ногой, когда ты сообщил им о пропаже карточки?
– Подобрал ноги, хотя до этого всем своим видом демонстрировал безразличие.
– Какой он физически?
– Высокий брюнет, большой и рыхлый, точнее сказать не смогу. А мотив, Юрий Львович? Не из-за кредитки же убили Ревун?
– Неизвестно, мотив ему могла нашептать его поклонница. Значит, эта парочка умеет обращаться с диктофоном, – вдруг заключил шеф.
– Откуда вы это знаете? Я же ничего вам об этом не рассказывал? – удивился я.
Шеф посмотрел на меня осуждающим взглядом.
– За время твоего общения с ними они тебя возненавидели и, оставшись одни, никак не высказались в твой адрес. Сам посуди, разве такое может быть? Я уверен, что после твоего ухода в комнате стояла сплошная нецензурная брань.
