– Скажите, пожалуйста, – спросил Юрий Дьвович, – вы делились с сыном своими мыслями по поводу смерти вашей сестры?
– Конечно, а как же.
– И что он? Разделяет ваши сомнения?
– А почему вы этим интересуетесь? – спохватилась она, с опозданием заметив, что мы давно уже говорим только об Александре и более ни о ком.
Надо было её успокоить. Я рассчитывал на шефа, у него это получилось бы лучше, и он оправдал мои ожидания.
– Я должен вам признаться, как нашему клиенту, что у нас на данный момент нет ни одной обоснованной версии преступления. Как вы понимаете, за прошедшую ночь ей неоткуда было взяться, – пошутил он. – Поэтому нас интересуют не только все без исключения люди, которых мы сегодня видели у нотариуса, но и мнения этих людей о случившемся. И ваш сын, разумеется, в том числе.
После этого, модулируя игривые интонации в голосе, Юрий Львович переключил внимание клиентки на нового персонажа:
– Кстати, мы рассчитывали увидеть сегодня дружка Юлии. Вы не знаете, почему его не было у нотариуса? Он уже не дружок?
– Виталий? Он, кажется, простудился. И к нотариусу его всё равно бы не пустили, – сказала успокоившаяся баба Катя и замолчала.
Движение на трассе было свободным. Я вёл машину без напряжения и успевал смотреть по сторонам на проносящиеся за окном снежные поля и тянущиеся вдоль дороги ряды заиндевевших деревьев. Приятно было наблюдать, как из труб домов редких деревень, встречающихся на пути, лениво поднимался густой белый дым, затем редел, превращался в белёсые бесформенные обрывки и на высоте окончательно исчезал, как будто его и не было вовсе.
Мы с шефом ждали. Я надеялся, что баба Катя сама продолжит разговор без наводящих вопросов, и размышлял над тем, что только что услышал из её уст: тасовал факты, сопоставлял даты событий и возраст Александра и госпожи Ревун.
В голове моей складывалась странная картина взаимоотношений тёти и племянника. Она была построена на череде совпадений и могла разрушиться в один миг после ответа на простой вопрос, задать который я собирался позже в коттедже. Я радовался, что сумел разглядеть почти нереальную связь, удивлялся, как такое может быть, и тут же огорчался, потому что не находил в воображаемом мною сценарии места для убийства. И угроза в адрес господина Ветрова не давала мне покоя.
Неожиданно долгожданный голос нашей старушки нарушил неприлично затянувшееся коллективное молчание.
– Сыну про лифчик я не рассказывала, – сказала она, отвечая на последний вопрос шефа, который я, честно говоря, успел забыть. – Незачем ему это знать. А про книгу рассказала. Он удивился. Предложил даже съездить к тётке, поискать Моэма. Наверное, подумал, что я фантазирую. Я его отговорила.
