– Господин, я говорю правду, – попытался объяснить Ухряк. – Были знаки….
– Будет, будет у тебя знак, – оскалился толстяк. – Клеймом называется, которое на шкуре у всяких разбойников выжигают, когда те попадают на каторгу. А теперь брысь отсюда! И забудьте дорогу в город. Ну, что-то не ясно?
Дальнейшие препирательства с представителями власти могли закончиться плохо, да и смысла в них Ухряк не видел. Он понял – сквозь это глухое непонимание не пробиться никакими средствами, разве что боевым молотом промеж ушей приложить.
– Мы уходим, – сказал он.
– Больше вы нас не увидите, – пообещал Эгур.
– Уж надеюсь, – крикнул им вслед толстяк. – Нам тут смутьяны не надобны. Вандала они вспомнили. Шли бы работать, бездельники, вместо того, чтобы всякую чушь выдумывать.
Оба орка поспешно покинули город. Настроение у них было траурное. Ухряк, совершенно подавленный, был близок к тому, чтобы опустить руки и сдаться. Он, конечно, понимал, что дело, возложенное на него высшими силами, не будет легким, но теперь оно казалось ему просто невыполнимым. Попытка воззвать к соплеменникам провалилась с треском. Те даже не пришли выслушать его, а немногие, которые все же заинтересовались, явно не восприняли прозвучавшие речи всерьез. Да еще потом явилась стража, и стала склонять к эльфийскому образу жизни. Иди, дескать, работай за еду. Как все.
Уронив головы, Ухряк и Эгур медленно плелись по дороге, ведущей в родную деревню. Шли в молчании. Говорить не хотелось. Да и не о чем было говорить. Волю высших сил они услышали, но не исполнили. Орки слишком долго жили неподобающим образом, и наставить их на путь истинный оказалось невозможно. Все они забыли, давно и крепко. И, похоже, смирись со своим жалким существованием.
Так, в траурном молчании, добрались до распутья. Одна дорога вела в их деревню, вторая к побережью, третья вглубь Вдребезгарии. Ухряк остановился перед памятником Вандалу, постоял немного, с тоской и грустью взирая на каменного полководца, после чего уселся на землю, привалившись спиной к нагретому солнцем граниту постамента. Эгур устроился подле него.
– Что делать будем? – нарушил молчание праздный орк.
Ухряк наклонил голову и обхватил ее ладонями.
– Не знаю, – признался он.
И это была чистая правда. Если прежде у них был хоть какой-то план, была надежда на то, что орки, узнав о знаках свыше, воспрянут и возжаждут славы и процветания, то теперь впереди зияла разверстая пустота, подобная бездонной пропасти. И через эту пропасть не было ни одно, даже самого хлипкого и ненадежного, мостика.
