А в душе проклюнулся страх. Алька вдруг представила себе, что сейчас на кухню зайдет приор Надзора, и будет кричать и ругаться оттого, что его слуги так хорошо отнеслись к двуликой, которую и человеком-то нельзя назвать.
— А где… ниат Эльдор? — тихо спросила она, опустив глаза в чашку.
— Так ушел в столицу вчера, порталом, — проворчал Робин, — сам ушел, а нам сказал, мол, наймите еще слуг и приводите дом в порядок. Обещал вернуться и гостей звать. Он же теперь приор Роутона, к нему всякие полезные люди будут хаживать.
"Ушел", — повторила про себя Алька, — "слава Пастырю, его здесь нет".
— Когда он вернется? — подняла взгляд на Марго, но старушка лишь плечами пожала.
— Не знаем, милая. У него всякие дела могут быть в столице, мы ж не спрашиваем.
— Я буду приводить дом в порядок, — решительно сказала Алька, — мне уже гораздо лучше, правда.
Ей очень хотелось хоть чем-то отблагодарить этих добрых стариков, а заодно и попытаться загладить собственный неблаговидный поступок, когда влезла в дом.
— Я тоже буду помогать, — пискнул Тиб, — я вон сколько яблок уже собрал в саду. Во-от такую гору.
— Конечно, будешь, — прошептала Алька.
А сама подумала о том, что Эльдор поднимал ее на руки. В это было невозможно поверить — она бы скорее не удивилась, если бы он катил ее бесчувственное тело к порогу, подталкивая носками сапог. Надо же, в дом принес на руках. Ну кто бы мог подумать.
ГЛАВА 3. Эрифрейский архивариус
Конечно, было огромной, просто непомерно огромной глупостью приводить в свой дом двуликую. О том, какая это ошибка, Мариус очень хорошо прочувствовал уже в тот момент, когда девка грохнулась в обморок прямо посреди дорожки, не дойдя до дома каких-нибудь пару десятков шагов. Закралось сомнение, что она специально это сделала, чтобы его позлить. Показалось даже, что притворяется. Но оборванка лежала неподвижно и совершенно безжизненно, Тиберик как-то осуждающе смотрел своими голубыми глазами-озерами, в которых таяли слезы, а Марго, которая вышла из дома, раскудахталась хуже несушки. Потом подошел Робин, и Мариус кивнул на девку.
— Надо бы в дом занести.
Лицо Робина вытянулось, а бакенбарды встопорщились, как шерсть на загривке у перепуганного кота.
— Ниат Эльдор… да как же… я не донесу, старый уж. Не донесу.
Мариус поморщился, под совершенно ледяным взглядом Марго пошевелил простертое тело носком сапога. Девка по-прежнему была без чувств. Подумал еще несколько минут. Можно было ее тут и оставить, как-нибудь придет в себя, доползет до дома. А у него дела, местное отделение Надзора, оболтусы, которые возомнили себя стражами. Но Тиберик уж совсем жалко захлюпал носом, а Марго кидала такие взгляды, от которых кто-нибудь другой уже бы провалился со стыда сквозь землю. Поэтому Мариус, скрипнув зубами, подхватил под мышки двуликую, перебросил через плечо и понес в дом. Она оказалась совсем легкой, почти невесомой, а вот запашок от нее шел… ну, какой запашок от нищенствующей особы. Ему не хотелось ее касаться, казалось, что проклятье Двуликости липнет к пальцам, растекается вязкой жижей по венам. Хотя знал ведь, что проклятье не передается вот так. Просто… не объяснить словами, что вообще можно чувствовать, неся на плече одну из тех, кого убивал всю жизнь.
