Скоро, очень скоро у нее и таких рук не будет. И тогда останется просто умереть, потому что никому не нужна безрукая.
"Ты-то умрешь, да. Но как же Тиберик?"
Щеки вспыхнули с новой силой, стоило вспомнить, как она умоляла стража спасти мальчика. Да, надо признаться себе самой: в те мгновения она была готова вылизать гаду сапоги, да и вообще, сделать все что угодно, только бы он забрал Тиба и сдал в приют. В приюте хотя бы не дадут умереть с голоду. А так-то… Даже если маленький послушный Тиберик сможет выбраться из окна… Куда он пойдет? Кому нужен будет?
Алька поняла, что по щекам снова текут слезы. Подняв лицо к единственному окошку, она мысленно молила Пастыря, чтобы спас хотя бы малыша. С тем, что сама она скоро умрет, уже смирилась.
"Он ни за что не пойдет разыскивать Тиба, — мысль отдавала полынной горечью, — это страж. Сколько ни умоляй, хоть в лепешку расшибись — все без толку".
Перед мысленным взором, как по команде, возникло холодно-отрешенное, но очень злое при этом лицо мужчины. Сжатые в тонкую линию губы, нос с горбинкой, высокие скулы и взгляд черных глаз… странный, как будто направленный внутрь себя, как будто и не было Альки. Он не на нее смотрел, а на сполохи давних своих воспоминаний. Что там такого было? Она не знала, да и не очень хотела знать. Самое главное, что от такого пощады не дождешься.
И это означало, что сделать первые шаги по спасению Тиба должна она сама. Но как?
Никак. Она была совершенно беспомощна. Даже наручники так и не сняли.
Ее одолевала странная усталость, и холод, что шел от стены, почти не чувствовался. Алька еще раз потрогала лоб — горячий. Или руки совершенно ледяные. Вздохнув, она прикрыла глаза. Пить хотелось. И есть. Но к голоду она привыкла, а вот жажда мучила. Во рту как будто песка натрусили, и губы болят, потрескались от ее же воплей, когда страж применил магию Надзора.
"Мне нужно, чтобы кто-то забрал Тиба и отвел его в приют".
Кряхтя, Алька поднялась с трудом на ноги, доковыляла до двери, тяжелой, темной от времени, и что есть силы ударила в нее двумя руками.
— Эй. Откройте. Кто-нибудь.
Ответом была звенящая тишина. Звуки вообще умирали в тюрьме еще до того, как их кто-нибудь слышал. Все правильно, тюрьме не нужны свидетели…
Алька еще несколько минут побарабанила в безликую и равнодушную дверь, даже попыталась попинать ее ногами — все тщетно. Она снова заползла в свой угол, прижалась левой щекой, которая все еще пульсировала болью, к холодному камню.
