На нас стали оборачиваться. Третьякова даже театрально ладонями за лицо ухватилась, будто я сообщила ей о какой-то страшной трагедии.
– Ну да, кто против, пусть сам с директрисой разбирается.
Если честно, единственный человек, кто точно против – это Яровой. И я до конца не знала, почему так поступила. Сдала этот несчастный список лишь назло ему.
– И ты даже не говорила с Никитой про лагерь?
– Почему не говорила? Говорила.
– Ну, слава богу! – выдохнула Ира. – Значит, он хотя бы в курсе.
– В курсе. Только Никита отказался.
– Он… что? Вера, тебе конец!
– Не драматизируй! Все будет отлично, – не слишком уверенно откликнулась я. – Тем более, мне сейчас совсем не до Никиты. Я с папой в ресторан иду на встречу с какой-то теткой.
– Какой еще теткой? – не поняла Ира. – Родственницей, что ль?
– Нет же, папа хочет меня с кем-то познакомить.
Ирка только присвистнула.
– Новая мамка?
– Ой, даже представить страшно.
В тот момент, когда мы проходили мимо кабинета Лидии Андреевны, оттуда вышел Яровой. Заметив нас, выкрикнул:
– Верона!
– Спасайся! – заголосила Ирка.
Я передала ей школьный рюкзак, чтобы легче было убегать, и припустила вперед. Никита за мной. В то время, как я сбегала по лестнице, расталкивая других гимназистов, Яровой скатился с перил и оказался на первом этаже раньше, чем я. Тут же схватил меня за запястье и потянул на себя.
– Азарова, что за фигня? Я думал, ты вчера блефовала, – сказал Никита.
Впервые за два года его серые глаза были так близко. Я отвела взгляд и уставилась на воротник светлой рубашки Ярового.
– Мы ж не в покере, чтобы блефовать, – наконец ответила я. – И руку отпусти. Что ты второй день лапаешь меня?
Кажется, Никита ничуть не смутился, но запястье все же отпустил.
– Как думаешь, что я тебе за это сделаю? – спросил он. Тогда я осмелилась поднять голову и посмотреть на Ярового. Лицо парня было не рассерженным, а каким-то насмешливым, словно его забавляло все, что сейчас происходит.
– Ударишь? Снова толкнешь в грязь? – не удержалась я.
Тогда Никита внезапно стушевался. Схватил мое лицо теплыми ладонями и склонился ближе. Его серые глаза тут же приобрели зеленоватый отлив. Так всегда происходило, когда Никита злился. Забавно, но за все время, что мы не общались, я совсем забыла об этом.
– Какая же ты упрямая, Верона, – не отрывая взгляд, проговорил Никита. – Упрямая, глупая девочка, которая думает, что всегда будет так, как она захочет.
Я даже возмутиться не успела. Только хотела толкнуть Никиту руками в грудь и сказать, чтоб не смел больше никогда меня трогать, как Яровой сам убрал ладони от моего лица и, резко развернувшись, направился прочь по коридору. Я лишь уткнулась растерянным взглядом в его спину. Поверить не могу, что раньше искренне считала Никиту самым лучшим человеком на земле.
