Он смотрел мне в глаза, так глубоко и пронзительно, словно искал в них клад или давно запрятанное золото. Могу поспорить, это заставляло чувствовать многих девушек в его руках себя пьяными и особенными… Но если первую стадию я уже прошла, то после последнего предложения окончательно отрезвела.
Мои руки теперь уже уверенно уперлись в его грудь с попыткой оттолкнуть, но сил был мало. Аддерли невозмотуми делал вид, что ничего не происходит, так что действовать я решила словесно:
— Я знаю тебя пять лет. Пять лет подряд мы проводили каникулы в одном доме и все, чем ограничивалось наше общение: приветствие. Не скажу, что я была расстроена, Алекс. Мне хватало этого, — непрерывно глядя в его глаза, уверенно высказала я. — Не скрою, ты красивый мужчина. Уверена, твое мускулистое тело, мужественное лицо и костюм с иголочки сводит с ума дам. Но они никогда не заглядывали так глубоко, как я. И знаешь, что я видела из года в год? Мужчину, который живет работой и прожигает свою жизнь. У него нет семьи, настоящих друзей и тех, с кем бы он хотел отпраздновать день рождения и Новый Год. А, знаешь, почему? Потому что люди для тебя — половая тряпка, а женщины — надувные куклы с встроенной дыркой под твой член. И когда я вижу твое лицо, мне не виден шикарный облик, Алекс Аддерли. Я вижу твою душу. Только черную, грязную и пустую душу, где есть место только тебе и твоим интересам.
Я выдохнула эти слова и замерла, понимая, что сказала больше, чем хотела. И пусть это была правда (мужчина напротив всегда вел себя так, словно все вокруг него — плебеи, а те, кого он допускает, — выиграли в лотерею), мне не стоило говорить этого. Ведь на секунду, такую маленькую и едва уловимую, я увидела горечь в его глазах и боль человека, который не достоин таких слов. Словно глубоко внутри этого куска льда все же был человек, лучше нас всех… Но если это и была правда, то мне уже никогда не узнать, ведь в следующее мгновение он снова стал собой, а черные глаза горели лишь презрением и злобой.
— Знаешь, как я поступаю с такими выскочками, как ты? Учу их жизни и ставлю на истинное место! — с лютой ненавистью отчеканил он, а затем его пальцы до боли сжали мой подбородок, словно намереваясь оторвать от лица. — Ты ничего не знаешь обо мне, моей жизни и душе. Думаешь, если рисуешь картины голой у окна, сразу превратилась в великую жрицу? Тебе всего восемнадцать, а мне тридцать пять лет…
Не знаю, что случилось в тот момент, но я больше не смогла выдержать взгляда мужчины и закрыла глаза. Это был словно конец схватки, а из глаз покатились слезы. Образ уверенной и неприступной девушки рухнул и стекал на шелковый халат слезами, оставляя на нем позорные капли.
