Однако поскольку нам платили премии с выручки, проходящей через наши кассы, также как и продавцы в отделах получали бонусы со сделанных у них покупок, то вскоре другие кассиры стали говорить, что я зарабатываю больше, чем они только потому, что я индеец. Все, мол, хотят на меня посмотреть, и поэтому стараются платить через мою кассу, а это не справедливо по отношению ко всем остальным. С этим нельзя было не согласиться и потому, директор, поразмыслив, перевел меня на работу в бухгалтерию, где я своей индейской внешностью уже никого не смущал. Впрочем, теперь начал смущаться я сам, потому что меня усадили между двумя хорошенькими девушками — Мери и Джейн, и мне почему-то все время казалось, будто они все время говорят обо мне за моей спиной и обсуждают все, что я делаю. Возможно, думал я, что они считают, что у меня нож за поясом, чтобы снимать скальпы, или же они воображают, что я держу у себя дома томагавк!
Мне показалось, что мне следует их задобрить, поэтому как-то раз я купил им обеим по букетику фиалок и вручил их, едва мы только оказались на рабочих местах. При этом я ожидал всего, что угодно, но только не того, что произошло. И Мери и Джейн покраснели, засуетились и почему-то сразу куда-то убежали — как оказалось впоследствии, поскорее рассказать всем остальным, что «этот юноша-индеец подарил им цветы»! Я же не придавал этому никакого значения, так читал о том, что девушкам следует дарить цветы даже просто так, как обычный знак внимания, хотя на них это почему-то произвело прямо-таки потрясающее впечатление. После этого в магазине на меня стали показывать пальцем и говорили, что «вот, смотрите, идет индеец, который настолько хорошо воспитан, что дарит девушкам, с которыми он работает в бухгалтерии, цветы просто так» — и это меня сильно удивляло, потому, что для меня в этом поступке не было ничего необыкновенного.
Зато Бенджамину стало почему-то совсем плохо, он сильно тосковал, к тому же у него сильно разболелся порезанный палец. Я предлагал ему пойти к доктору белых людей, но он боялся, что тот ему отрежет этот палец, а этого ему совсем не хотелось. Как я его не уговаривал, он решил вернуться к себе домой, сложил свои вещи, купил билет и уехал, никого кроме меня не предупредив. Когда и как добрался он до своего племени в то время я так и не узнал. Но зато уже много позже мне рассказали, что он все-таки нашел его и пошел лечиться к их жрецу, который посоветовал ему держать палец, порезанный ножом белых людей, в конском навозе. От этого палец у него ещё больше распух, почернел и стал болеть так, что Бенджамин кричал день и ночь, и даже ледяная вода из горного ручья не облегчала его страданий. Закончилось все тем, что жрец просто-напросто отрубил ему больной палец томагавком у самого основания, но было уже поздно. У него сначала покраснела, а затем и почернела вся рука, и он умер в жутких мучениях, проклиная и школу, и всех бледнолицых и себя самого! А ведь я думаю, он мог бы остаться в живых, если бы сходил к белому доктору, а не совал свой больной палец в грязный навоз!
