, поверхности земли. Развевающиеся на ветру волосы и борода придавали его неподвижной фигуре какое-то странное сходство с большой мохнатой серой птицей, несущейся сквозь ночную пургу. Эл сразу вспомнил, как однажды украдкой подслушал разговор двух старейшин, которые вполголоса обсуждали между собой шамана Бамбу, называя его
Минга - по имени огромной хищной птицы, которая иногда появлялась в небе над долиной и молча парила в вышине без единого звука. Старики говорили, что Минга питается детьми, поэтому завидев птицу в небе, матери загоняли своих чад в пещеры.
Толчки прекратились так же внезапно, как и начались. Однако раскаты грома ещё какое-то время продолжали перекатываться глубоко в недрах земли.
Как только заснеженная поверхность под ногами перестала трястись, Бамбу вновь поднял свой бубен и начал ритмично выстукивать несложный медленный ритм, постепенно ускоряясь и приговаривая:
Гаумпа! Гаумпа! Сын Ваалгара, что на небе …
… Гаумпа! Гаумпа! Сын Ваалгара, что на небе …
Ты ослушался отца и за то теперь покинут …
Ты ослушался отца и за то теперь покинут …
Не тряси леса и горы, не реви тут понапрасну …
Уходи же в подземелья, не тревожь наш мир спокойный …
Старый шаман повторял заклинания, прогоняя Гаумпу и призывая Мир к порядку. Он говорил вещи, понятные его соплеменникам, продолжая держать ритм и привлекая всеобщее внимание к своим словам, стараясь освободить людей от охватившего их ужаса и ввести в транс, чтобы снять стресс и вернуть в то состояние, в котором они вновь смогли бы собраться с мыслями и обрести душевное равновесие.
Сумрак морозной ночи был наполнен детским плачем и причитаниями обезумевших матерей. Однако люди постепенно начали приходить в себя. В полном смятении, со страхом в глазах, они поднимались с утоптанного снега, выбирались из-под груд пожитков, разбросанных вперемешку с хворостом, помогали подняться близким, ощупывали себя и неуверенной походкой направлялись в сторону поющего Бамбу. Они старались запомнить его слова, повторяя вполголоса магические фразы, чтобы только поскорее забыть ужас того, что произошло с ними этой ночью. Постепенно к ним возвращалось спокойствие, и разум брал верх над животным страхом. Матери успокаивали своих малышей, дети постарше старались копировать взрослых и также повторяли слова песни шамана. Несколько воинов, повинуясь кивку Бамбу, принялись приводить в порядок костры, сгребая разбросанные головни и подбрасывая свежий хворост. Вскоре всё племя включилось в процесс пения ритуальной песни и Бамбу начал ускорять ритм, войдя в центр круга и заставляя людей двигаться в диком танце до изнеможения. Через некоторое время самые слабые и немощные начали валиться с ног от усталости, впадая в глубокий сон. Четверо воинов подхватывали упавших и относили поближе к костру, укладывая на расстеленные шкуры и укрывая другими шкурами. Другие сами подходили поближе к огню и там валились на что попало, мгновенно засыпая. Вскоре всё племя погрузилось в глубокий сон, заполнив пространство вокруг трёх пылающих костров. Лишь четверо воинов и группа учеников шамана по-прежнему бодрствовали, укрывая спящих соплеменников шкурами и собирая разбросанный повсюду скарб. Бамбу приказал детям ложиться спать, а сам уселся возле костра с воинами охранять лагерь до утра. Засмотревшись на огонь, он погрузился в свои мысли и его лицо застыло, точно глиняная маска, не пропуская наружу ни капли из того, что пробегало сейчас перед его мысленным взором.
