Смотрим дальше, орешки закуплены, чай заварен.
*
Теперь, когда гламур умер, хочу рассказать одну историю, приключившуюся со мной на пике существования этого гламура. Дело было в начале 2000х.
Один гламурный глянцевый журнал захотел сделать со мной фотосессию, уж не помню почему. Но в мире гламура нельзя ведь просто сфотографировать человека как он есть, в его собственной любимой одежде (до какой-то степени отражающей или выражающей его вкусы, привычки, а стало быть, сущность).
Не-е-е-ет.
Нужно надеть на человека одежду специальных марок, фирм, с которыми контракты. Идет тебе эта одежда, не идет, кому какое дело. Сказано Прада - значит Прада. Сказано Макс Мара - значит Макс блять Мара.
Ну хорошо, привезли меня на съемки в студию. Сидит главред журнала, - называть не буду - делает вид, что она тут начальник, сама трепещет. Сидит еврокомиссарша, так сказать, - представитель головного офиса, с ледяными глазами, всех презирает, за говно держит, за валенков. Специальные девушки съездили к Куснировичу, привезли одежду, чтобы, значит, я ее надела и в ней улыбалась.
Стала я примерять привезенную одежду; главред с фотографом забраковали и то, и это, - видимо, гламур на мне сидел как на корове седло, он ведь шьется для людей, изгибов не имеющих, - так, бесплотное и прекрасное нечто без вытачек; но вдруг - о! нашли костюмчик.
Черненький, конечно; юбка там какая-то и топ. Топ такой: от плеча до бедра, наискосок, по всей фигуре ивовые листья, прозрачные; ветвь, - так сказать, - полная цветов и листьев. Вот только незадача: в верхней половине туловища прозрачные листья приходятся в аккурат на то место, где у меня лифчик (черный), а в нижней половине туловища - на то место, где у меня юбка (черная). То есть неимоверная и хрупкая красота сюжета изничтожена тем фактом, что я не бесплотный ангел, а тётя в теле.
Так что надо либо меня застрелить, либо искать какой-то выход из положения.
И вот, под ледяным двухствольным взглядом еврокомиссара нашли-таки выход из ужасного положения!
Девушки быстро сбегали в сортир, принесли моток розовой туалетной бумаги и всю меня, от шеи до лобка, обмотали этим пипифаксом Zewa. И уже поверх пипифакса снова натянули на меня ивовую кофточку. Пипифакс нежно розовел в проемах, по-девичьи романтично выглядывал из ивовых листиков, шептал о чем-то несбыточном: яхта, квартира на Остоженке, пол-ведра брильянтов, вечная юность, etc. Неснятый ярлык и пакетик с запасными пуговичками и ниточками натирал шею, но pour être belle il faut souffrir, и я честно терпела.
