И вот что мне делать? Сказать ей, что отсутствующие у меня деликатность и такт никак не могли заставить меня сказать, что белое это чёрное и наоборот? Что я никогда не стала бы говорить то, что не думаю, и уж точно не стала бы сдерживаться, если бы видела, что она переходит границы?
Поскольку я человек довольно прямой, я собралась и в самом деле высказать всё это, когда Аделаида после очередного порыва ветра, обеспокоенно взглянула на меня.
- Кажется, дождь неизбежен. Наверное, мне стоит распрощаться, ваша нога должно быть болит?
Когда я поняла, что именно она сказала, я замерла. А потом тихо опустилась на ступеньку. В последнее время у меня это вошло в привычку...
У меня действительно болела нога. По нарастающей. И дождь неизбежен, моё колено это предрекает абсолютно точно.
Но!
Откуда Аделаида знает про ногу?!
- Откуда ты знаешь? - слабым голосом озвучила я свой вопрос, от шока не заметив, что перешла на "ты"
Моя несостоявшаяся подруга присела рядом со мной и, глядя глазами полными сочувствия, сказала:
- Догадалась. По некоторым признакам. У меня кузен был ранен, он старается не демонстрировать... И поведение у него и у тебя... В общем, догадалась.
- А ещё кто? - пропищала я, ибо так и не сумела придать звучности голосу.
- Мне кажется, что Антуан де Брук тоже догадывается.
Де Брук! Невероятно! А ведь он ухлёстывал за мной!
Видимо последние слова я произнесла вслух, потому что Аделаида заявила:
- Не ухлёстывал. Он вернулся домой недавно и собирался снова уехать. Но после знакомства с тобой, не сумел. Он в полном восторге от тебя, Адель, - мадмуазель Аделаида тоже перешла на "ты".
Потрясающе! Мы стали такими близкими подругами! А де Брук значит в восторге? Ну вот прямо-таки в полном?! Приехал ненадолго домой и повстречал этакую экзотичную птичку, причём калеченную, и взыгралося в нём рыцарство! Решил он снизойти до птички этой, облагодетельствовать...
Сарказм, приправленный желчью, бурлил во мне, требуя выхода. Но я сумела сквозь стиснутые зубы попросить Аделаиду уйти. Получилось не очень тактично, но я дочь купца, мне можно. Правда, маркиза Бовиль на мои слова не обиделась, тепло попрощавшись, уехала.
Я же осталась сидеть на ступенях крыльца, вглядываясь в небо. Резко потяжелевшее, оно повисло занавесом, обрывая прощальные реверансы лета. Серая взвесь опускалась на мир, накрывая последние мазки ярких красок золотой листвы. Безучастная стынь охладила воздух, обещая долгую разлуку с теплом и солнцем. В моей душе становилось так же тяжело и стыло. Впереди меня ждал безбрежный океан мрачных дней, заполненных беспрерывной мукой, чью монотонность будут искажать то всплески боли, то проблески от неё...
