Шутка ли, братец умудрился отхватить суккуба (демона обольщения), истинную пару демона вожделения…
Так какого хрена брат лезет в его сраную жизнь и что-то там вещает о любви?! Нет этой любви! Не для него она, не для Харлея!! И пусть Эрам катится со своими советами к троллю в задницу. Так Харлей ему утром и сказал. Эрам в ответ обозвал близнеца дебилом конченым и шутом гороховым, и, ответив любезностью на любезность, Харлей, не отключаясь, раскрошил передатчик в руках.
Неприятный разговор был утром. Что же значит подарок от Эрама этим вечером?
Белозубо улыбаясь, Цезарь продолжал нести какую-то околесицу о братской любви, знатно действуя на нервы Шерлезу де Вуду.
А тем временем ленты, опоясывающие белоснежный короб вдруг дрогнули и развязались сами собой, оседая на мерцающий пол.
Тритон иронично поднял фиолетовую бровь, и, отступая от подарка, демонстративно зааплодировал, подняв руки с микрофоном, как бы призывая всех насладиться таким изысканным сюрпризом.
Тем временем крышка подарка приподнялась, а потом и стенки раскрылись по всем четырём сторонам наподобие распускающегося цветка.
— Бетриссимо! — завопил Цезарь и осёкся на полуслове.
Потому что изнутри короб оказался пуст.
— Что за чёрт, — только и смог выдавить тритон, но тут пространство над развёрнутым коробом заискрило.
В мерцающей дымке проступил сначала едва различимый силуэт, а когда туман вокруг него развеялся, посреди зала стояла двухметровая великолепно сложенная обнажённая девица с шевелящимися, как змеи, волосами. Девица была полупрозрачной и этот эффект усиливало едва уловимое свечение её кожи.
Лицо девицы тоже было безукоризненным, если бы не портили его светящиеся красным глаза без белков и невероятно злое выражение, с каким она обводила сидящих за столами.
Но тут взгляд её столкнулся со взглядом жениха и в тот же миг порочный рот растянулся в такой чувственной и призывной улыбке, что позавидовала бы любая ундина.
Невеста, наблюдающая, как какая-то обнажённая амазонка пожирает её жениха взглядом, обиженно закусила губу и подалась вперёд и чуть в сторону, словно надеясь отвлечь внимание странного подарка на себя.
В тот же миг челюсть незнакомки разъехалась, словно жвала насекомого, между фарфорово-белоснежных зубов что-то сверкнуло, а в следующую секунду Джина осела на руки жениха с жалом, торчащим из шеи и неподвижным взглядом.
На мёртвом лице навеки застыла ревность и удивление.
Мгновение, в течение которого Харлей смотрел на мёртвую жену, показалось инкубу вечностью.
