И все погасло. С черного экрана только пристально смотрят звезды, окружающие гигантский полумесяц Марса.
Играет черный космос. Всю дорогу шутит. Как только Земля сжалась, превратилась в комочек, в еле видимый шарик, ожили косматые завихрения спиралей туманностей. Крабовидная туманность засверкала ярче. Ее клешни зашевелились.
Космос играет. Он то ослепит огненными лучами, то непроницаемым мраком закроет звезды и Солнце, словно сажей залепит экран. Недалеко прошел астероид. И опять ослепило яркой вольтовой дугой взрыва на Солнце.
А вселенная, как залитая тушью сплошная стена, совсем рядом. Нет ощущения глубины. Еще миг, и ракета врежется в черную стену!..
Васильчиков откинулся назад, сжимая пальцы, чтобы не нажать на аварийный тормозной рычаг, но уже нет огненной дуги, и стена словно отошла от ракеты.
И далеко между звезд катится, растет новое чудище. Громадный выщербленный астероид будто рвет блестящую паутину волокнистой туманности Возничего. Он уже закрывает Марс. Он уже рядом, поворачиваясь, катится по экрану.
Пустые мертвые ущелья астероида и сверкающие скалы с черными тенями словно нарисованы тушью и серебром. Щербатый астероид уже далеко от ракеты, но Васильчиков Tie решается взглянуть на экран. Нет ничего ужаснее для космонавта, как очутиться на таком безжизненном кусочке планеты.
Тоскливое, удручающее чувство одиночества, заброшенности охватило Васильчикова. А может быть, и Марс такой же безжизненный? И его каналы — такие же мертвые ущелья?
Как беспредельна мировая пучина, полная галактик и туманностей! И среди них провал в космос — черная неизмеримо громадная пустота в форме лошадиной головы! Неподвижная. Застыла среди закрученных кольцами галактик.
Светлеющие облака газов плывут далеко за Лошадиной головой.
Пилот перевел глаза на экран-телескоп. В большом Магеллановом облаке что-то блестело, словно мелькали летящие искры, и разгоралась кольцевая туманность Водолея. Что же там происходит, среди звезд, громадных, как орбита Земли? Почему, как пики, угрожающе вытянулись сгустки горячих звезд галактик? Почему загнулись хвостом перемычки, словно обожженные или ужаленные?
Космос, неподвижный и в то же время стремительный, как морские течения, незримые, но ощутимые, космос, немой и оглушающий, наступал со всех сторон. Всем организмом Васильчиков ощущал рев и гул. Усилители внешних звуков молчали, но человек, видя на Солнце взрывы, извергающие протуберанцы на сотни тысяч километров, не может не ассоциировать взрывы с гулом.
