Оставляю мастера лежать на земле. С ним ничего не случится, наверное, во всяком случае, при взрыве корабля точно не заденет, а мне нужно пройтись. Двигаюсь к горе, решив, что в тени ее можно укрыться, а в идеале найти какую-ту выемку или пещеру. Пройдя вдоль подножия, обнаруживаю небольшую, но вполне подходящую для двух человек, пещеру. И почему я опять о нем думаю? Не должна, ведь. Вообще не должна. Но думаю…
Возвращаюсь назад к мастеру, ругая себя на чем свет стоит за глупость, мне бы бросить его, но нет упорно не желаю признавать ошибок, двигаясь к месту, где предположительно оставила Аякса. И зачем я вообще иду за ним? Оставила бы, а через несколько дней даже и не вспомнила бы о нем. Но нет, снова волочу. Откуда эта жалость к ненавистному мастеру?
Слабая. Никчемная. Коврик и то полезней. Так он меня называл? Интересно, что скажет теперь, когда именно я спасла его? Я бы это послушала. Только ради его реакции стоит его привести в сознание.
В пещере не темно, насколько я могу судить с новыми навыками виденья, во всяком случае себя я вижу хорошо, как и стены. Скорее всего свет в пещеру попадает извне, а может быть это свойства воздуха делают меня зрячей в темноте, сложно понять. Тем более я не знаю день сейчас или ночь, снаружи казалось, что день, но, не зная, что за солнце здесь и как оно светит, можно только догадываться о времени. И пока я думаю, что делать дальше, слышу новый стон Аякса. В груди болезненно сжимается от этого. Вот же мерзкий тип, даже умереть не может тихо, давит на мое чувство жалости. Надо бы его осмотреть, думаю про себя и наклоняюсь, слыша беспокойное дыхание. Мне оно не нравится, но я ничего не могу поделать, кроме как осмотреть его на наличие серьезных повреждений. Найдя рану, которая мне не нравится, отрываю часть своей нижней майки и делаю перевязку, обматывая рану по наитию, не то чтобы я знала что-то об оказания медицинской помощи, и все же, думаю необходимо перевязать, чтобы остановить кровотечение. Удовлетворенно оглядев результат, выхожу из пещеры, чтобы позаботиться об устройстве ночлега.
Неподалеку растет дерево с размашистыми ветвями и очень мягкими, большими листьями. Собираю десяток листьев, опуская одну из веток, благо дерево невысокое и я способна не залазив на него их сорвать. Делаю спальное место себе вдали от мужчины, и Аяксу, немного поворачивая его на пластине подкладывая и ему листья. Жалость к мучителю мне не нравится, как и то, что я постоянно нащупываю его пульс и переживаю, очнется он или нет. Мне должно быть все равно, тогда почему же я неравнодушна? Так и не найдя ответа, тяжело вздыхаю. Почему меня вообще он волнует?
