соседних планетах, в ней было излишне много страсти отца, в нем
его рассудительности, и, как выяснилось, его безумия тоже. Паэль
рассказывала когда-то, что делал Дариан со своей истинной, как
стирал ее память, почти уничтожив что-то важное между ними. Тогда
он негодовал, совершенно уверенный, что с ним такого никогда не
случится, а теперь, он почти готов идти на крайности, лишь бы Клем
осталась с ним. И он пойдет на эти крайности, если придется.
«… Кстати, она знает о нас, и это не я ей рассказала, думаю,
что и не ты. Подозреваю, принц Дэйтон. Не знаю, зачем он это
сделал, но мне его осведомленность не нравится. Он может
использовать это против тебя. Может он и мужчина чести, но он
43
еще и наследный принц, будущий король, а короли не могут
позволить себе благородство. Будь осторожней с ним…».
«Не волнуйся, солнышко, ни принц, ни его опасный отец ничего
мне не сделают, потому что им нужен вовсе не я. И это еще один
повод тебя не отпускать».
Он бы и не отпустил, если бы не приказ Матери. А эта тварь уже
показала, что бывает, если ей не подчиниться.
«…Заканчивать письмо я не буду, оставлю многоточия вместо
глупого прощания, ведь я надеюсь написать тебе еще много-много
писем. Знаешь, а в этом есть что-то романтичное, я, как
восторженная дурочка пишу любовное письмо своему кавалеру…
С любовью, твоя глупая полукровка.
Ну, вот, обещала не заканчивать, а сама…».
Дочитав письмо, Инар вдруг с удивлением осознал, что боли
больше нет, она не исчезла, конечно, и скоро вернется терзать его
вновь, но сейчас, в это самое мгновение ему почему-то было хорошо.
«Твоя глупая полукровка» — какое вдохновляющее слово —
«Твоя».
— Моя, всегда моя.
И он сделает все, чтобы так и оставалось.
Сложив письмо вчетверо, он спрятал его в нагрудный карман
поближе к сердцу, чтобы перечитывать, когда станет тяжело. От
бумаги пахло ею, а в строчках жила ее душа. Что ж, это будет даже
интересно, побыть немного романтичным кавалером для своей
глупой полукровки, для его маленького солнышка.
***
Оказавшись на свободе, я, наконец, вздохнула полной грудью.
До этого я даже не подозревала, насколько угнетающе могут
действовать стены дворца. Сожалела только об одном, что потратила
целых шесть дней на жалость к себе, когда в мире столько всего
важного происходит. Например, ежегодная зимняя ярмарка. Со Дня
Единения, когда мы всей дворцовой толпой расхаживали по городу,
отдавая дань памяти погибшим при мятеже полукровкам и дэйвам,
44
вся главная площадь изменилась до неузнаваемости. Торговцы со
