Невзрачная и убогая, она не знала ухаживаний и знаков внимания не получала. А потому Барбарох всерьез думал, что она согласится на брак сразу же, как только он предложит.
Но, к его величайшему удивлению, Анна отказала еще быстрее, чем он успел договорить, и указала на дверь своей комнаты, куда его соизволил проводить отец.
Барбарох был обескуражен; он оглянулся на указанные двери — за ними все еще не стихли шаги старого Ворона, — и снова изумленно глянул на Анну.
— То есть, — потрясенный, переспросил он, — вы мне отказываете?!
— Не сердитесь, — тихо произнесла девушка, чуть коснувшись его руки. — Но это действительно невозможно. Посмотрите на себя — и на меня…
Барбарох тотчас изобразил на лице выражение ласковое и осторожное, словно очень боялся ранить чувства девушки. Он даже приблизился к ней бочком, едва ли не прыгая, как ворон по подоконнику, и свернул голову набок, косясь на девушку хитрым круглым глазом.
— Но ваша хромота, — спешно затараторил Барбарох, почтительно кланяясь и придавая себе вид пылкий и даже отчаянный, — меня ничуть не смущает! Нет! Поверьте — при дворе много дам, и все они и мизинца вашего не стоят! Они красивы, разумеется, но лишь потому, что напудрены и разукрашены, а если…
— Да нет же, — смущенно перебила его Анна, улыбаясь. — Я вовсе не о том.
— Не о хромоте? А о чем же? — насторожился Барбарох, прервав свою льстивую песню на полуслове. Вся его елейная ласковость слезла с него, словно кожа с ошпаренной кипятком курицы, и он посмотрел на Анну с таким негодованием, словно она морочила ему голову и обманывала его.
— Но ведь вы… — бормотала Анна, пряча глаза и ужасно смущаясь. — Вы же… вы… старый!
Это слово возымело поистине волшебное действие. Барбарох отпрыгнул, словно его змея ужалила, и уставился на смутившуюся девушку круглыми, как пуговицы от штанов, глазами.
— Я живу с моим увечьем с самого рождения, — продолжала Анна, сделав несколько шагов, чтобы новоиспеченный жених мог оценить в полной мере ее ущербность. — И я к нему привыкла. Меня оно не тяготит; и мечтать это мне не мешает. И, как остальные молодые девушки, я мечтаю о семье, разумеется, и о детях. И о муже — но о молодом и полном сил. Я вовсе не хочу отдавать свою руку тому, кто предложит лишь потому, что он предложил. Нет; вероятно, тот, кто мне мил, никогда на меня не посмотрит, но это… это не повод отказываться от мечты и от возможности хоть иногда думать о нем и воображать…
«Проклятая воронья дочь! — выругался про себя Барбарох. — Дьявольская гордость! Даже самый дохлый хиляк из Великих Воронов знает себе цену — и убогие девицы не исключение, ну, надо же! Да эта уродина руки мне должна целовать за предложение, в ногах валяться!»
