До избушки девушки добрались быстро, бабушка же, непонятным образом услышав их, встречала подруг на крыльце.
— Опять, Яролика, без платка бегаешь, — заворчала она. — Ну да, бегай, бегай. Уши отморозишь, заодно проэкзаменую, как обморожение лечить.
— Да ладно, бабуля, — отозвалась девушка, оказавшаяся Яроликой, — мы всего-то от березняка бежали. Зато смотри, не с пустыми руками!
— Все, что вы просили, собрали, бабушка Всемила, а еще вот, зайца добыли! — улыбнулась Горислава, входя в сени и отряхивая от снега подол шерстяного платья.
Всемила хмыкнула, но внимательно осмотрела добычу девушек. Одобрительно покивала на рябину, потерла пальцами хвоинки, покатала на ладони желуди и принюхалась к коре. Только после этого расщедрилась на похвалу:
— Молодец, внучка. Я бы лучше не собрала.
Довольная Яролика тут же засияла. Травница перевела взгляд на зайца.
— Опять тренировалась, Гориславушка? — спросила она, достав принесенную тушку и отдав Яролике ее красный с серебристой вышивкой платок.
Девушка вспыхнула:
— Я не того желала, — хмуро сказала она, — ничего у меня не выходит, бабушка Всемила.
Всемила в задумчивости прикусила губу.
— Не расстраивайся, милая, — сказала она. — Все придет со временем, только не бросай это. Магический дар беречь надо. Ох, как я жалею, что не могу тебе помочь. Я бы и рада, но многого не знаю о даре Сирин. Ну да ладно, — решительно продолжила она. — Через несколько дней в город едем, я там попробую поговорить со старыми друзьями, может, что подскажут. А сейчас снимайте шубки, будем вашего зайца разделывать. Яролика, а ты смотри внимательнее, попробуем разобраться, что с ним случилось.
Яролика мигом скинула полушубок, без напоминаний вымыла руки, засучила рукава и, подпоясавшись фартуком, подступила к столу, на котором Всемила уже положила зайца.
— Свежевать сможешь? — уточнила травница.
— Обижаешь, бабушка, — Яролика прикусила губу от усердия и старательно принялась разделывать тушку. Всемила стояла рядом и легко поводила над столом ладонями, словно прислушиваясь к чему-то.
Горислава тем временем прошлась по избе. В углу, как теперь было положено, висела икона, но лампада перед ней не горела. С потолка свисали шкурки зверей, сушеные травы, невообразимые амулеты из лент и перьев. Девушке, еще отчетливо помнящей, как почитали травницу в деревне, все же теперь жутко было смотреть на эти неприкрытые атрибуты старой веры. Поежившись, она нетерпеливо спросила:
— Ну что, понятно что-нибудь?
