— Горе ты луковое…. — вздохнула она. — Тебе, Горислава, лучше на посиделках под руку не попадаться. Извини… — спохватилась она, заметив выражение лица подруги. — Прости дурочку, ты же меня знаешь, иной раз мелю так, что и мельник наш не поспеет.
Оглядев зайца еще раз, девушка стащила с головы платок и расстелила его на снегу. Длинная коса упала на спину меж лопаток.
— Клади, — велела она. — Хоть дичью разживемся на ужин. Я уже все собрала: и хвою, и рябину, и желудей, и коры немного. Все как бабушка велела. А тушку лучше припрятать. У меня корзинка большая, мне бабуля даст соленьев, заставим сверху и скроем. А то полицаи, если заметят, не дай боги, отберут, да еще привяжутся, что и как. Как им вот объяснить, что магический дар по высочайшему указу не исчезает.
— И что, — Горислава скептически хмыкнула и не шевельнулась, — ты вот так по деревне перед полицаями простоволосая пойдешь? Не хочешь до свадьбы девой остаться, да?
— Главное, до бабушки донести, — нахмурившись, сказала подруга. — Она на окраине леса живет, туда они не сунутся, побоятся. Знаешь же, что хоть и кричат они, что лешего нет, а все равно опасаются в лес лишний раз шаг сделать. А как донесем — разберемся. Или бабуля мне платок одолжит, или зайца там же и разделаем.
Рыжая скривилась, но положила зайца в платок подруги, сама наспех заплела косу, сняла с ветки свой платок — красивый, узорчатый, сине-желтый, — накрыла голову и, обмотав вокруг шеи, крепко завязала сзади.
— Идем к твоей бабушке, Яра, — со вздохом сказала она, — жаль, что она меня учить не может. Папа сказал, быть сиреной — это было раньше почетно. Сирены голосом умели и сны приятные насылать, и кошмары, и утешать, и с ума сводить, и волю подчинять… — Она чуть покраснела и добавила, хихикнув, — и привораживать.
Яра, как раз укладывавшая завернутого в платок зайца на дно корзинки, рассмеялась.
— А что, мы разве и так не приворожим кого надо? — она вздернула чуть курносый нос и с любопытством посмотрела на подругу. — И кого это ты привораживать собралась, подруженька?
Горислава спрятала глаза:
— Ну… Папа сказал, ему тут кузнец обо мне говорил… Про меня… А если посватается… Пусть лучше любит меня без памяти, да? А то и так все девки на него засматриваются, а так я уверена буду…
Ее подруга ответила, немного помолчав.
— Да, Остромир парень хоть куда. И что засматривается на тебя — верно. Я не раз замечала… Глядишь, и посватается весной, а к осени свадьбу… Только не надо никого привораживать, по глазам его видно, что он и так тебя любит без памяти. — Надев варежки и подхватив корзинку, она грустно посмотрела на Гориславу. — Знаешь, хоть и рада я за тебя, если пойдешь за него, но самой мне печально. Я-то ведь одна останусь. У тебя дети будут, муж…
