Тут взорвались криками все аборигены:
— Бу! е, кар-ный бу-бу! Ни Ану, бу-бу-бутта!
«Невозможно! Она не ваша! Неужели вы сами не видите разницу? Она оскорбила Ану-бисса воровством, но отказывается вернуть украденное, и теперь нам ничего не остается, как принести ее в жертву!»
— Тш-ш-ш! Ану-ш-ш-ш шо-ша-рах! О, т-ш-ша-ра-рах!
«Иначе он разгневается, и гнев его сотрет с лица Арта все живое!»
— Р-р-ры! е! Ра-ры-грыз е! Хряп е!
«Повелители, позвольте нам вывести этих шакалов, оскорбляющих ваш взор, вон! Мы быстро!»
— Гр-р-рм! — Вклинился в беседу до сей поры молчавший громоподобный глас, исходящий, кажется, изо всех уголков зала. — Тр-рах вах та-ра-рам дым! — И, подумав, добавил с досадой: — е-о-о-о-о…
Почему-то перевода этой выразительной тирады не последовало.
Невольно отвлекшись на содержательный диалог, решающий ее судьбу, Регина скосила глаза на застывшего неподвижно Сурового Ангела (как мысленно его окрестила), на беснующихся жрецов… и вдруг почувствовала прикосновение чего-то теплого, мягкого и пушистого к щеке. И заорала бы, если бы не сперло дыхание. Белый тигр осторожно потерся щекой о ее щеку, припечатав голову Регины к колонне. И… подмигнул. Затем величаво уселся…
Мать моя женщина, в ошеломлении подумала Регина. Да ежели я сейчас встану… Он же мне на макушку запросто плюнет!
Полосато-белое чудовище вдруг смешно хрюкнуло, как от смеха, и поспешно прикрыло пасть лапой.
Тем временем за спинами жрецов происходили какие-то подвижки. Дальняя от входа стена, естественно, сплошь задымленная курильницами, вдруг треснула, половинки ее разъехались в стороны, и с той стороны, полной черноты и звезд, шагнула в образовавшийся проем огромная фигура почти обнаженного гиганта с шакальей головой.
— Сколько раз повторять вам, слуги Сета, что надо уважать законы той страны, в которой вы построили храм! И в их присутствии беседовать на их языке! Невежи! Пустоголовые!
Посохом ткнул в сторону Ангела:
— Ты, посланец Главного мага Арта! Я согласен вернуть вам эту смертную, но цену ты знаешь. Ничто и никто не может покинуть мой храм без выкупа.
— Бур-бу! — восторженно вякнул Барнум, но под тяжелым взглядом своего божества рухнул ниц. Его подельники уже валялись на полу, изображая экстаз и полное раболепие.
Суровый Ангел отсалютовал мечом.
— Я знаю цену. И готов сразиться — не женщины этой ради, но во имя справедливости. Но битва наша будет великой, и случайные жертвы при этом нам ни к чему.
— Согласен.
