После столь славных дел князь отдыхал. Опрокидывал чарку за чаркой, с удовольствием хрустел соленым огурчиком, откусывал большие ломти ржаного хлеба с тонко нарезанным салом, шлепал по заду служанку, а та краснела, смущалась и убегала. Ратибор невольно поморщился. Вот кого здесь не хватало, так это Велеи. Блудлива была девка что кошка по весне, но вот незадача — нашли ее утром в сенях, мертвую и уже холодную. «Теф прибрал», — пояснил жрец, рисуя знаки божественного расположения на посиневших губах, белых щеках.
Ратибор только недоумевал — Велея казалась ему совершенно здоровой. Разве что… так ли безобиден был Таро?
Впрочем, думать еще и об этом не хотелось.
Размышлял Ратибор о том, что за всю свою жизнь ни разу никого не предавал, но, видать, наставало время. То суровое время, когда делаешь выбор — предать князя или себя самого?
Он медленно поднялся из-за стола, поклонился Бериславу, но тот даже не заметил. Ратибор посмотрел на сына: тот, низко опустив голову, медленно раскачивался из стороны в сторону.
«Ну вот, теперь дружинник», — мужчина хмыкнул и отправился в свои покои. Вслед неслись гомон, стук глиняных кружек и чье-то нестройное пение.
До своей опочивальни Ратибор не дошел, свернул на пол-пути, спустился по черной лестнице в кухню, а оттуда вышел во двор, за конюшню. Мороз крепчал. На черном небе переливались колючки звезд. Прямо над острой двускатной крышей терема повис бледный братец-Сиф, из тонкого серпика уже превратившегося в четвертушку полной луны. Под ногами хрустело.
Ратибор высмотрел знакомый силуэт в тени, неподалеку от навозной кучи, и, убедившись, что никто за ним не следит, шагнул ближе к стене конюшни.
— Ну, что скажешь?
Лица Тихора было не разглядеть в темноте, только глаза поблескивали.
— Да что тут говорить, отец. Чужестранца я лично под лед отправил, они ж лишний раз к нему прикоснуться боялись. Мол, воинской удачи не будет. А он, батя… Он не мертвый. Но и не живой. Волшба это большая, батя. Страшная.
— Ты сделал все, как я велел?
— А то, — в голосе Тихора послышалась гордость, — веревку к рукам привязал, и в снег ее вокруг проруби втоптал, чтоб никто не заметил. Не совсем понимаю, чего ты теперь хочешь?
Вряд ли мы его оживим.
— Мы его не оживим, верно… Но нам следует предать тело земле с должными почестями, сын.
Похоронить как героя. Не дело ему рыб кормить да в воде болтаться.
— Князю не понравится, — хмыкнул Тихор.
— А откуда он узнает? Уж не от тебя ли?
