Прямо за дверью послышались возня и громкий говор. Элла сцепила руки в замок: что бы там ни происходило, не ее ума дело. Сидеть и не высовываться.
За стеной завизжали, уронили что — то тяжелое и заголосили, взывая о помощи. В ответ раздались пьяный смех и улюлюканье. Элла закрыла глаза. Кричала Идолия, горничная очередной супруги Отала. Какая бездна понесла ее в хозяйское крыло в такой вечер? Мачеха все одно уехала погостить к родне. Элла покачала головой. Надо что — то делать! Идолия совсем ребенок, ей от силы четырнадцать, а у этих животных одно на уме. Ладно если просто испортят, так еще и покалечить могут.
Вздохнула и подошла к двери; в конце концов, родственница она Оталу или нет? Разве отчим не клялся Адларе на смертном одре, что будет заботиться о ее Элле? Скрипнула засовом и распахнула дверь. Пахнуло пивом. В тусклом освещении коридора разглядела Тура и двух его давних дружков, таких же огромных и бестолковых. Присмотрелась и заметила Идолию: девчушка сидела на корточках и кричала, спрятав голову руками.
Рядом валялся казан, вероятно, она побежала отдать его повару после чистки. Хотела срезать через жилое крыло. Срезала, ошпаренные кони!
— Прекратите, сейчас же! — строго сказала Элла, метнув на мужчин воображаемую молнию. — Я пожалуюсь отчиму и вас больше на порог не пустят.
Здоровяки переглянулись. Идолия воспользовалась замешательством, и, поднырнув под локоть одного из нападавших, понеслась прочь со всех ног. Тур смерил Эллу взглядом и облизнулся.
— Идите к столу, — спокойно приказал он гостям. — А мы потолкуем с сестренкой. У нас семейные дела.
Элла с силой захлопнула дверь, но засов, как назло, не поддавался. Навалилась на полотно всем телом. Лишь бы успеть запереться! Тряслись руки, а дурацкая железка отказывалась подчиняться. «Великий Латасар, дай брату разума», — подумала Элла, прежде чем ее откинула распахнувшая дверь.
Отступила к окну, изучая окружающие предметы в поисках хоть чего-нибудь подходящего для обороны.
— Тур, — твердо увещевала она, чувствуя, что уперлась в подоконник. — Не делай глупостей. Проспишься — пожалеешь.
— Нет, — хищно улыбнулся мужчина и отвернулся к засову. — Уверен, мне понравится.
— Я пожалуюсь Васку! — зацепилась за соломинку Элла. Отал души не чаял в старшем, и можно было смело поставить жизнь на то, что он не станет наказывать Тура, а вот с наставником выйдет совсем другой разговор.
— Конечно, пожалуешься, — спокойно согласился здоровяк, сладив наконец с засовом. Дернул дверь, проверяя заперта ли. Посмотрел на Эллу. — Непременно наябедничаешь. Только это будет потом.
