— Пятьдесят куниц, и ни белкой меньше! — заявил староста, и у Волкова появилась ещё одна причина бросить это безнадёжное дело, оставив Антона выгребать дерьмо и дальше.
В конце концов, цена Натальи Зайцевой на акденском рабском рынке начиналась всего лишь с сорока, это при том, что она была гвоздём программы. Теллер, конечно, дороже куницы, потому что теллер — это монета, а не просто кусочек серебра, но сути это не меняло.
— Да вы белены объелись, — спокойно сказал Волков. — Пять.
— Тогда я просто его не продам, — ушлый мужик быстро понял, что бесполезного холопа покупают неспроста, и не собирался упускать куш. — Мой холоп, и цена моя. Убирайтесь на все четыре стороны!
— Без проблем, — согласился Вульф и повернулся, чтобы уйти.
— Стойте! — опомнился староста. — Сорок!
— А, значит, всё-таки решили поторговаться? Пять. Вы на его кормёжке больше потеряете.
— Тридцать! Посмотрите, это же экземпляр потрясающей красоты!
— Мне больше по душе красота женская, а не мужская. Пять.
— Но… но… — староста увидел зловещий взгляд Волкова и тут же сообразил, что с аргументом про экземпляр потрясающей красоты он попал не в те ворота. Да, князей и бояр, падких на смазливых мальчиков, не осуждали, но большинство гетеросексуальных мужчин за подобные намёки могли и в морду дать. — Послушайте, почтенный, вы же должны понимать, в убыток продаю… Двадцать.
— В убыток? Это же абсолютно бесполезный работник. Полезного вы бы в хлев не отправили. Пять. Это на один сребреник больше, чем я заплатил за такого же болвана на торгу в Акдене.
— Вы были в Акдене? — скис староста. — Ну хотя бы десять! Мне его продали за десять! Чтоб я ещё раз имел дело с этими проклятыми обманщиками!
— Пять. И ещё пять я дам за информацию о том, кто продал вам парня и где их найти. Согласны?
— Да! — поспешил выпалить торгаш, видимо, опасаясь, что гость передумает. — Анька, принеси обельную грамоту Пентюха! — это было уже адресовано жене, молча сидевшей в углу и слушавшей разговор.
Через десять минут Антон-Пентюх был свободен. Естественно, о благодарности хотя бы на словах он даже не подумал — его занимали более нужные вещи.
— А где моя лошадь? — спросил бывший холоп уже за воротами, увидев, как Волков с Натальей садятся в сёдла.
