Писатель без мандата | страница 24
7. В пятидесятых рождены…
Дело прошлое, но тогда проигрыш на выборах я воспринял болезненно и некоторое время врачевал, запершись в квартире, уязвленное самолюбие алкоголем, понимая, что меня попросту «кинули». Иногда я спускался в магазин на первый этаж нашего дома за «недостающим звеном», если воспользоваться выражением моего персонажа из пьесы «Как боги…». На стенах повсюду еще виднелись не соскобленные дворниками агитационные листовки. Среди прочих многообещавших лиц можно было отыскать и мою самоуверенную физиономию и на плакате со слоганом «Работать без ошибок!». Уязвленный, я брал две емкости вместо одной и мстительно напивался. Конец алкогольному самолечению положила бутылка паленого польского «Абсолюта»: моральные муки померкли перед физическими страданиями. Новый, 1998 год я встретил в постели с тяжелым пищевым отравлением, но отделался легким испугом: именно в ту пору, выпив случайной водки, умер прямо в автобусе очень талантливый писатель, автор «Реалиста» Володя Бацалев.
Выздоровев, я уехал на месяц в дом творчества «Переделкино», чтобы без помех «вернуться» в повесть. Есть такие заповедные места, где небесная творческая энергия буквально растворена в воздухе, настраивай внутреннюю антенну и лови. В прежние времена надо было заранее написать заявление в Литфонд, дожидаться своей очереди, добиваясь, чтобы тебя определили в новый корпус, с удобствами в номере, а не в «старый», где комфорт остался на послевоенном уровне. (Быт и нравы советского Переделкина подробно описаны в моем романе «Веселая жизнь, или Секс в СССР».) Но зимой 1998-го все было уже совсем иначе. Писатели обнищали, из властителей дум превратившись в чудиков с печатными машинками. Путевки резко подорожали, поэтому комнаты пустовали: плати, заезжай, живи. В одном из номеров поселился торговец современной татарской живописью, в другом – молодой бизнесмен, продававший оптом вина из крымских подвалов. Я после польского «Абсолюта» навек отрекся от спиртного, но он как-то уговорил меня выпить бокал черной как деготь малаги времен Севастопольской страды. Напиток был настолько хорош, что поколебал мое решение исключить алкоголь из жизни навсегда.
Каждое утро я бегал на лыжах по заснеженному переделкинскому лесу, изрезанному прилежными просеками. От забегов на сдачу нормативов ГТО осталась разветвленная многокилометровая лыжня, отмеченная указателями и красными матерчатыми бантиками, которые каждую зиму привязывали к опушенным веткам. После снегопадов умельцы с базы «Буревестник» заново прокладывали профессиональную лыжню. Пробежав километров пятнадцать, я возвращался в номер, заваривал крепкий чай и садился за письменный стол – к ноутбуку. Пьянков – кажется, в благодарность за судьбоносное поздравление Лужкову – подарил мне, натешившись, свой портативный компьютер размером с коробку конфет, что по тем временам воспринималось как привет из далекого и, увы, некоммунистического будущего, которое еще совсем недавно сулили нам братья Стругацкие. Коллеги, заходившие ко мне в номер, чтобы выпить чая и поругать капитализм с диатезным лицом Чубайса, увидев на столе маленький мерцающий экран, столбенели так, точно обнаружили в моей комнате Шэрон Стоун, наконец-то предъявившую миру главную тайну фильма «Основной инстинкт».