— Ты говоришь о заговоре против храма?
— Ты даже узнала об этом? Давай обсудим всё после обеда.
* * *
Они шли по парку, по дорожкам, вымощенным разноцветными плитами обсидиана, блестевшим как стекло. Любовались роскошными клумбами, деревьями, в ветвях которых распевали птицы с ярким опереньем. Среди цветов собирая нектар, басовито гудели пчёлы, порхали разноцветные бабочки. На открытых зелёных лужайках создавая прохладу, взмывали к небу струи фонтанов. Обстановка была такой умиротворённой, что Полине даже не хотелось начинать того трудного разговора, с которым она вернулась из путешествия.
— Тебе нравиться сад? — прервал её размышления отец.
— Красиво. Кто вложил столько труда, чтобы он стал таким? Или всё делает магия?
— Нет, конечно, здесь трудится много людей. Сейчас не их время, поэтому ты никого не видишь.
— Словно в сказке об аленьком цветочке, помнишь, ты мне читал в детстве? Только чудовища в этом саду нет, — задумчиво произнесла Полина.
— Ну почему же? Чудовище для тебя я, только не доброе, а злое. Ты это решила, когда посмотрела на жизнь простых смертных, — спокойным голосом возразил Алекс. — Я видел, какие молнии метали твои глаза, при возвращении. Рад, что ты вовремя сообразила исчезнуть с поля битвы, и не решилась затеять маленькую войну с монахами.
— Ты пытаешься представить меня каким-то завоевателем. Это вовсе не так. Я старалась разойтись с ними мирно. Они не вняли моим уговорам. А потом, когда я поняла, что передо мною созданные магией существа, я просто их сожгла.
— Но ты разворошила осиное гнездо, и рано или поздно в Храме догадаются, кто это сделал.
— Пусть, — равнодушно сказала Полина. — Доказательств у них нет. Лучше скажи, кто придумал этот идиотский Порядок? Почему жители твоей страны боятся веселиться, отдыхать по-своему желанию, радоваться, смеяться, наконец? У меня такое чувство, что вы все живёте под стеклянным колпаком и вас как марионеток дергают за невидимые ниточки. Всё по расписанию. Они, наверно, даже любить не умеют. — Чем больше говорила Полина, тем яростнее становился её голос. — Я хочу найти этого кукловода и оборвать нитки. Научить твой народ смеяться и гневаться, любить и веселиться, стать, наконец, живыми людьми. Они труженики и достойны другой доли.
Алекс внимательно, со спрятанной в глубине глаз улыбкой, выслушал её гневную тираду, и спокойно возразил:
— Ты только этим их напугаешь. Они дети, взрослые дети.
— Ты не прав, — резко остановилась она. — Это их дети похожи на маленьких старичков. Они трудятся от заката до рассвета, как зачарованные, похожие на маленьких муравьёв. У них украли детство, а ты, как правитель этой страны, спокойно смотришь на всё это безобразие. Или у тебя уже нет никакой власти, и ты от позора спрятался за этими древними стенами? — кивнула она головой на дворец.
