Несколько отвлекаясь на время от нашей непосредственной темы, мы должны заметить, что в некоторых чисто формальных чертах иконопись безусловно связана именно с Эллинским искусством. И не только иконопись! Почти вся церковная символика (песнопение. Богослужебные ризы, некоторые предметы, обрядовое благолепие и т.п.), а также и православное богословие связаны с Эллинской языческой культурой, многое от неё взяли. Однако, взяв от эллинизма, Церковь преобразила, воцерковила, переплавила всё это так, что от духа язычества не осталось и следа, но всё стало служить изображению и выражению чистых, высочайших христианских истин. В этом отношении совершенно справедливо утверждение проф.-прот, Георгия Флоровского, что преображенный христианством эллинизм есть "вечная категория христианского существования". ("Пути русского богословия". Париж, 1936, с. 509). Почему же именно — эллинизм, античность? Па потому, что в этой именно культуре, по Божию смотрению, возникли такие формы мысли и искусства, которые, будучи преображены Церковью наиболее точно и верно могли выразить вечные Божии истины, и потому сами соделались в Церкви вечными и неизмененными.
Вечным и неизмененным является и Православный догмат о том, что "поклоняющийся иконе", поклоняется существу изображенного на ней". В свете всего вышесказанного это означает, во-первых, то, что образ должен обладать определенной действенной связью с первообразом, и что, во-вторых, такая связь обусловлена в частности одновременным изображением в иконе как "смирения" Божества, то-есть человеческого, плотского облика, так и Божественной славы, то есть чисто духовного, небесного, горнего начала.
Всего этого не поняла Римо-католическая Церковь, в чём особенно ярко проявилось её расхождение с Церковью Греко-Кафолическои. Устремленному к миру сему, обмирщенному духу Римо-Католической Церкви поразительно соответствовало восприятие только внешней, человеческой, учительной стороны иконописи. Это нашло отражение и в восприятии самих образов Спасителя, Матери Божией и святых. В этих личностях Западная Церковь увидела тоже преимущественно только человеческую сторону, что и явилось доминантой развития всего западного церковного искусства.
Эта доминанта стала быстро обнаруживаться по мере отхода Римской Церкви от Вселенской Полноты после 1054 г. Поначалу в западной иконописи ещё сохраняются символические черты, присущие иконам древней Церкви: плоскостной характер изображения, каноничность композиций, обязательные золотые нимбы, золотой фон ("свет"), ассист, надписи и т.п., но часто лики святых странно искажаются какими-то нечеловеческими гримасами. Потом исчезает весь древний символизм; всё более развивается аллегоризм, то-есть произвольно-человеческие выдумки относительно святых лиц, священных событий и вероучительных истин (например, изображение Бога Отца, композиция "коронования Богоматери" и т.п.). Иконопись становится всё белее "реалистической" и всё более индивидуальней, когда каждый художник руководится не каноном и традицией, а собственным человеческим воображением и фантазией. Духовность изображений сменяется душевностью (например, в "Мадонне Литте" Леонардо), или очень утонченной и соблазнительней плотскостью (Ботичелли), а затем откровенной грубой анатомической плотскостью (Микельанджело, Рембрандт, особенно — Рубенс) и доходит до демонического мистицизма (Брейгель, Дюрер).
