В Последней Гавани | страница 39
— Да…
— Но что это за шелест?
— Люди… — прошептал Он.
— Люди? — удивилась Она.
Один из сгустков ярко-оранжевого цвета замерцал, выделяясь на фоне красной газообразной туманности.
— Люди, — уверенно мигнул Он — тусклый, едва заметный шар. Казалось, он не имел цвета и полностью сливался с космическим пространством.
— Постой. Но кто такие люди?
— Ты уже успела забыть?
Она промолчала и стала терять свои очертания. Он не торопил её с ответом. Покорно ждал и лишь изредка вспыхивал бледно-голубым сиянием. Время — ничто. Время — вечность. Время — миг.
Он ждал. Наблюдал за столкновением двух галактик, которые кружились в смертельном вальсе, то сближаясь, то вновь отдаляясь, разрывая друг друга на части. И когда гравитационные силы стали запредельными даже для Его понимания и обе галактики исчезли в чёрной бездне, Она ответила:
— Я… я не знаю. Я хочу вспомнить, но не знаю… хочу знать, но не помню.
— Ты просто ещё не привыкла.
— Странно, но я больше не слышу шелеста, — мигнул оранжевый сгусток.
— Теперь шелест далеко, тёмная бездна поглотила его в своё чрево, — отозвался Он, спустя вечность. — Но космос так велик… да что там велик — он бескрайний!
— Ты покажешь мне его?
— Да, любовь моя. Что ты хочешь увидеть?
— Людей…
— Ну, людей, так людей.
Он явно был доволен собой, ведь и сам хотел посмотреть на людей, но не только ради интереса. Его планы были несколько иными…
С неба, затянутого хмурыми тучами, шёл проливной дождь. Но ни одна капля не упала на лицо или одежду бредущего по улице молодого человека с угрюмым, подстать погоде, выражением на лице, словно боясь нарушить его задумчивость. Погружённый в свои невесёлые мысли, понурив голову и уставившись невидящим взглядом под ноги, парень быстро шагал вперёд, не выбирая маршрут, будто стремясь убежать от терзающих его проблем. Но горькие раздумья прочно угнездились в сознании юноши, никак не соглашаясь отстать и затеряться в запутанном лабиринте улиц и переулков города.
Несмотря на всю глубину и искренность переживаний Марка — именно так звали молодого человека, — причина их носила отнюдь не глобальный характер, никак не затрагивая мировых проблем. Это была полностью и исключительно личная драма, являющаяся таковой только в восприятии одного человека — самого Марка. Люди более старшего возраста, услышав о сути переживаний юноши, только снисходительно улыбнулись бы и с ностальгией вздохнули, вспомнив собственную молодость.
Марк, несомненно, понимал это, и именно потому бесцельно слонялся сейчас по городу, вместо того, чтобы пойти домой, где родители, увидев его удручённое состояние, непременно спросят о причинах. А Марк не желал выслушивать насмешливые замечания отца о романтизме юности или успокоительные заверения матери в том, что всё наладится.