Всё же вчитываться Блакари не стал. Впрочем, хватило и беглого просмотра. На каждой странице мелькало его имя или прозвище.
«Блакари так улыбнулся глядя на меня и чуть подмигнул…»
«…наблюдала, как милорд Кольбранд упражняется с мечом во дворе. Какая стать, гибкость, плавность движений… А Берн вечно неуклюж, как медведь. Интересно, он и в постели…»
«Ах, эта вечная его ухмылочка, так и хочется… А чего хочется? Сама не знаю. То ли пощёчину дать, то ли целовать эти губы, пока не перестанут кривиться. Или и то, и другое».
«Интересно, Кольбранд хоть когда-нибудь расстаётся со своим мечом? Может он его и под подушку кладёт? Интересно, каково лежать на подушке, под которой спрятан меч? Я бы не отказалась проверить…»
«Берн опять напился и храпел всю ночь. А вот Блакари даже пьяный не теряет лоска и обходительности. Приволок на себе тушу ненаглядного моего муженька, так ведь не забыл раскланяться и извиниться…»
«Фрида с утра пришла вся сияющая и только и делала, что трепалась о Кольбранде и закатывала глаза. И что он нашёл в этой дуре? Почему моим фрейлинам достаётся то, что недоступно мне? Это несправедливо! Так и хочется стереть улыбку с её мордашки!»
— Фрида…
— Что? — огрызнулся Бернфрид. — Какая ещё Фрида? Ты про что там читаешь?
— Фрида — фрейлина твоей супруги. Была. Пока не упала с лестницы. Года три назад. Помнишь? Мы с ней как-то провели ночку…
— Прояви уважение хоть к памяти покойной! — взъярился Император.
Блакари покачал головой. Бесполезно что-то пытаться сейчас втолковать. Да и если даже Сальдис действительно приложила руку к тому несчастному случаю — в данный момент это дело десятое. И вообще, вряд ли, конечно. Мало ли что она написала. Да и об убийстве речи не шло. Может Императрица просто наорала на бедняжку, та в расстроенных чувствах убежала и споткнулась на лестнице. Нельзя быть таким подозрительным.
— Ладно, дружище, ты прав, твоя жена на меня запала, — признал Кольбранд. — Но этому, — он потряс дневником, — не один год. И она никогда не делала даже каких-то намёков. А что там у женщины в голове и личном дневнике — над этим ни ты, ни я не властны. Уверен, любая иногда поглядывает на кого-то, кроме мужа. Если дальше мыслей дело не идёт — что в этом страшного? Или ты сам никогда при взгляде ни на одну женщину не представлял чего-то такого? Я-то чем виноват?
Он не стал говорить, что если кто-то тут и виноват, то сам Берн. Женщина не станет засматриваться на других, если с мужем всё ладно. Ведь любила же она его, когда выходила замуж. Уж в этом-то никто бы не усомнился, вспомнить только, как она сияла, глядя на Берна. Да и клятва на Сердце — уж его-то не обмануть.
